– Что? – насторожилась я.
– Утром придется серьезно поговорить с начальником стражи, – весь такой недовольный и очень важный женишок, кажется, забыл, что разгуливает ночью босой и в пижамке. И вот это его крайне недовольное выражение лица очень забавно смотрелось с взлохмаченными волосами и общим, совершенно не деловым видом.
– И что несчастный успел натворить? – с трудом сдерживая улыбку, полюбопытствовала я. Получалось у меня, видимо, плохо, потому что недовольная рожа Вэйда мутировала в непроницаемую маску и меня подозрительно ласково спросили:
– Сэл, как ты думаешь, чего сейчас не хватает на этой улице? При условии, что комендантский час все еще не сняли, и патрулирование должны были усилить в три раза.
– Безобразие, конечно, – осторожно кивнула я, смущенно признавшись, – но меня все устраивает. Не хотелось бы сейчас объяснять какому-нибудь дяде, что я делаю посреди ночи на улице, в двух кварталах от своего дома. И вообще, я, как бы, не по случаю одета…
Спросить с мной он не стал, но по лицу его было видно, что от мысли серьезно поговорить с начальником стражи Вэйд не отказался. Утром кому-то будет совсем не весело, вот только меня это совсем не занимало. У бедной лунатичной Селины были свои проблемы, и, если бы было можно, я бы с удовольствием поменялась местами с тем несчастным мужиком, которому предстояло выслушать все, что о нем думает дознаватель.
К мрачномордости Вэйда я уже как-то привыкла, привыкнуть к своей лунатичности возможности у меня просто не было, да и желания, если честно, тоже.
Уже у самого дома из темноты выскользнули две тени, замотанные во все черное, они подплыли к нам, дождались легкого кивка Вэйда и растворились в ночи.
– А это…
– Я учусь на своих ошибках, – хмыкнул жених, открывая передо мной входную дверь, – им было велено присматривать за домом и звать в случае непредвиденных ситуаций меня.
– И самим в контакт не вступать?
– Именно так.
***
Никогда раньше мне еще не доводилось лечить такие страшные ожоги… нет, конечно, охлаждающую мазь накладывать я умела, но вся беда заключалась в том, что мазью, даже местной, заживляющей и очень качественной, залечить до кости прогоревшую плоть просто не представлялось возможным. А Вэйд все ссылался на быструю регенерацию и слышать ничего не хотел ни о каких врачах.
– Предположим, болевой порог у тебя просто запредельный…
– Регенерация, – нудно уточнил Вэйд, облокотившись здоровой рукой о кухонный стол, – процесс уже давно запущен.
Первым делом этот ненормальный вообще собирался отправить меня наверх. Греться. Но когда я наотрез отказалась оставлять свою благословленную жертву одну, сторговался на горячий чай и посильную помощь с моей стороны. И вот, пока на плите закипал чайник, я закипала, топчась перед Вэйдом.
– Это не отменяет того, что рука твоя выглядит просто ужасно, – сжимая побелевшими от напряжения пальцами полупустую баночку с мазью, я негодующе выпалила, – с ней нужно что-то делать!
– Селина, – в глазах его светилось такое безнадежное терпение, что мне даже на мгновение немного неловко стало, – тебе самой еще не надоело играть в доктора?
– Я не играю, – проворчала обиженно, исподлобья разглядывая его перебинтованную персону. Бинты на плече лежали криво, кое-где виднелась мазь, но… я же старалась. Сама рубашку с него срезала – кухонными ножницами, за которые я еще от Найан по шее завтра точно получу – сама искала медицинский ящичек, а потом еще и пыталась понять, какой флакончик для чего, и в какой именно баночке прячется нужная мне мазь, пока Вэйд ждал, с интересом глядя на меня.
А я нервничала очень и подумывала даже немножечко всплакнуть. Потому что при нормальном освещении его обожженная шея выглядела ужасно, плечо поражало воображение своей кошмарностью, а рука… для меня до сих пор оставалось тайной, как она не отвалилась. А этот умудрялся улыбаться, кривенько, но хоть как-то, и совсем не желал лечиться.
Право обработать шею и плечо я еще как-то получила и даже умудрилась отвоевать разрешение осмотреть на первый взгляд совсем здоровую руку, которая, к слову почти здоровой и была, но легкое покраснение на тыльной стороне ладони я все равно щедро смазала мазью.
Оставалось самое страшное – обугленное запястье, которое Вэйд на отрез отказался лечить.
– Ну давай хотя бы Ганэша попросим, он же врач.
– Нет.
– Нет, не попросим? Или нет, он не врач? – вспылила я, раздраженно закрыв баночку с мазью. Мне смотреть на его почерневшую кисть было больно, а он сидел себе спокойно и на регенерацию свою дурацкую надеялся. И я не знала, чего мне хочется больше: пожалеть раненого или надавать ему по шее и в приказном порядке отправить в лазарет.
– Ожог слишком серьезный, – совершенно спокойно ответил Вэйд.
– И что? Раз он такой серьезный, то его теперь и лечить не нужно?
– Не нужно трогать.
– Да-да, регенерация.
– Селина, мне приятно твое беспокойство, – проговорил он, заставив меня подавиться своим негодованием, – но давай мы сделаем все так, как говорю я.
На плите засвистел закипевший чайник, дребезжа крышечкой, а я стояла и чувствовала, что совсем скоро и у меня крышечку сорвет.
У него рука вот-вот отвалится, а он хочет оставить все как есть…
– Я даже не знаю, стоит ли мне обижаться, что вы тут без меня развлекаетесь, или сразу требовать объяснений? – раздалось задумчивое от двери.
Еще сонная, но уже решительная Джая, в своей черненькой сорочке, с перекинутой на грудь растрепанной косой, была бы очень миленькой, не выгляди она так воинственно.
– Допрос будешь устраивать? – на всякий случай спросила я, не реагируя на истерические подвывания чайника.
– С пристрастием, – зловеще пообещала Джая, жадно разглядывая нас.
В сложившейся ситуации я из себя смогла выдавить только одно:
– Чай будешь?
***
Я уснула за столом. Просто опустила тяжелую голову на руки, лениво вслушиваясь в ровный голос Вэйда, объяснявшего Джае, насколько весело ему живется в одном доме с беспокойным лунатиком, и почему с моими брожениями во сне пока ничего не получится сделать, и незаметно для самой себя уснула. Не допив чай и даже не поднявшись наверх.
Впрочем, это совсем не помешало мне проснуться в своей кровати. Рядом, отвоевав почти все одеяло, мирно сопела Джая, которой тут было совсем не место… как думалось мне.
Растолкать племяшку удалось не сразу, она пыталась отгородиться от меня подушкой, пиналась и упорно не хотела просыпаться. Первое время.
Разбудить ее удалось минут через шесть, когда на пол перекочевали все подушки, а племяшка была уже почти выцарапана из своего одеяльного кокона.
