Она нервно облизнула губы, пухлые и соблазнительные. Алесандро сегодня целовал ее, но это совсем не то. Не такое воссоединение после разлуки он рисовал себе. Сейчас момент неподходящий. Но он возбужден. В нем проснулся не только инстинкт защитника, но и жажда близости, отчаянное желание целовать эту женщину, прикасаться к ней, доказать, что между ними и впрямь неразрывная связь. Но, конечно, это сейчас невозможно. Хоть бы это было единственной причиной, по которой она сжималась от его прикосновений.
— Как ты себя чувствуешь? — Алесандро искренне беспокоился. Горечь сжала горло при мысли о том, что Примо рисковал ее жизнью и жизнью их сына, не вызвав вовремя «скорую». Как он мог надеяться, что это сойдет ему с рук наряду с остальными фокусами? Сандро едва сдерживал гнев при одном воспоминании о поведении кузена.
— Все хорошо.
Лжет, конечно. Интересно, почему она не откровенна с ним? Ее холодность и отчужденность внезапно предстали в новом свете, когда Сандро подумал о том, какую власть получил Примо над ним, переехав в особняк его матери, сочинив небылицу про ремонт. Четыре месяца назад, когда он попросил об одолжении, трудно было усмотреть злой умысел. Но сейчас стало ясно, что это хитрый ход, обдуманный заранее.
— Нет, Октавия, не все хорошо. Выдался нелегкий день, и это не самое главное. Примо поменял ярлычки с именами детей.
* * *
Примо. Где-то в подсознании Октавия чувствовала это, но не хотела признавать. Слишком уж жестокий удар, особенно в отношении Сорчи и ни в чем не повинных младенцев.
— Я не знала, что он меня так ненавидит.
— Не тебя.
— Кого тогда? Тебя? Ведь это я предпочла ему тебя. Он так и не простил меня за это.
— Это он так сказал?
Она заколебалась. Братья очень близки, именно это стало стеной, отгородившей ее от мужа. Вряд ли он захочет услышать хоть одно плохое слово о своем драгоценном Примо.
— Не то чтобы, но это очевидно. Он думал, что по моей вине он застрял в Лондоне, и следовало бы при первой встрече с моим отцом быть более настойчивым. Ясно, он здорово злится на меня, но я и предположить не могла, что способен на такое.
— Мне он нужен был в Лондоне. Еще до того, как мы с тобой встретились, я знал, что он будет мне помогать. Но тоже не думал, что выкинет такую штуку. Хуже всего то, что он злился на меня, а вымещал злость на тебе. Он всегда мне завидовал, с тех пор как умер отец, а дед и дядя сконцентрировались на мне, желая воспитать нового управляющего. Он решил, что его незаслуженно лишили наследства.
Октавия знала эту историю. Алесандро потерял отца в возрасте двенадцати лет. Дед к тому времени почти отошел от дел. Мать и другие дети переехали к нему в замок, чтобы он мог воспитывать внука. Отец Примо встал у руля империи в ожидании дня, когда племянник подрастет, чтобы управлять всем самому.
— Отец Примо был управляющим лет десять, почти так же долго, как и мой отец. Потому брат полагал, что имеет такое же право владеть компанией, как и я. Подростками мы не раз дрались из-за этого. Говоря начистоту, решение оставалось за дедом. Если бы он увидел в Примо лучшего руководителя, сделал бы своим преемником, но брат всегда шел на поводу у темперамента, и это постоянно сбивало его с пути истинного. Я думал, поставив его управлять в Лондоне, уладить конфликт, ведь он мог делать все, что заблагорассудится. Я был до конца уверен в его преданности.
Горькая нотка в его голосе пробудила сочувствие в душе Октавии, но она пожалела о своей слабости. Слепое доверие к кузену пошатнуло ее собственную веру в мужа, да и в себя. Она привыкла не рассчитывать на родителей, не ожидать от них ничего, кроме содержания, но Алесандро, казалось, был готов предложить большее. И вот, пожалуйста. Не следовало обольщаться. Однако уже поздно.
— Ты не доверяла ему? Слышал, ты сказала врачам не подпускать его к ребенку.
— Это прозвучало в высшей степени странно. Чего он надеялся этим добиться?
— Не то чтобы он что-то планировал. Просто действовал по ситуации. Он это признал. Установление отцовства доставило бы мне много неприятностей, а может, и открыло двери его сыну к управлению компанией, если бы мой наследник оказался чужим ребенком. Вот, собственно, и все, до чего он успел додуматься.
— Боже!
Если бы подмену не заподозрили, Октавия прослыла бы неверной женой.
Внезапно голос Алесандро зазвучал у нее за спиной.
— Еще мне недавно угрожали, и выяснилось, что за этим тоже стоит Примо.
— Что?
— Я тебе не говорил, ты и так переживала из-за беременности. Мне хотелось, чтобы ты была под наблюдением врачей здесь, но есть и другая причина. В Неаполе ты бы подвергалась опасности, потому я и не хотел, чтобы ты приезжала.
— И все это из-за зависти к тебе? Да нет, он просто наказывал меня.
— Он, конечно, не обрадовался нашему браку. Женись он на тебе и получи доступ к состоянию твоего отца, смог бы побороться за место управляющего. Но наша свадьба стала окончательным крахом его надежд. Ему не оставалось ничего другого, как нанести удар по моей личной жизни.
— Он болен, ты понимаешь. Вся эта канитель с моим отцом была скорее стратегическим шагом, нежели желанием обзавестись женой.
— Я понимал, что брак значительно улучшит его шансы.
— Ты женился на мне, чтобы отобрать у него это преимущество.
Мелочи, которые она припомнила про вечер их знакомства, внезапно обрели новый смысл. Например, вдруг стало ясно, отчего у Алесандро был такой строгий, оценивающий взгляд.
— Ты хотел остановить это, любым способом. Пытался отговорить меня, а сам решил сделать мне предложение. Это всего лишь хорошо продуманный шаг, чтобы держать в узде Примо.
— Это предосторожность. В конце концов, я все равно хотел со временем жениться, а мы идеально подходили друг другу.
— Ничего подобного! Если такова истинная причина сделать мне предложение, мы не могли подходить друг другу.
— Не расстраивайся.
— Уже расстроилась!
— Октавия, успокойся. — Голос мужа был таким спокойным и повелительным, что ей захотелось ударить его. — Сегодня был тяжелый день, и ты еще не оправилась от операции. Обдумай все, и завтра поймешь меня лучше.
— Он пытался забрать нашего ребенка, потому что ты забрал у него жену. Почему ты так спокоен? Неужели тебя это не расстраивает?
— Расстраивает. Но тебе не стоит переживать. Полиция забрала его на допрос. Больница подает в суд за перемену ярлычков, а я подумаю об иске по поводу угроз, когда мы приедем в Неаполь. Слишком много свалится проблем. Примо больше не появится в нашей жизни, да и в компании тоже. Мы сделаем так, чтобы оставить этот день в прошлом.
Октавия, потеряв дар речи, смотрела на него. Неужели он и впрямь считает, что все так легко забудется? Как он похож на ее родителей, те постоянно твердили: «Щенок — это обуза, старые книги давно пора выбросить, а подруге больше не стоит приходить, все равно скоро окончание школы». Значит, для Алесандро она нечто вроде награды, вовремя выхваченной из рук брата. Ей хотелось свернуться в клубочек и заплакать, но теперь у нее сын, о котором нужно заботиться. Она чуть не потеряла его в своем стремлении быть послушной и покладистой. Больше этого не повторится.
