– Ирман… мне тоже есть, что ему сказать, – девушка кладёт руку на плечо магу, и тот демонстративно накрывает её ладонь своею: он с ней, она – его.
– Три минуты, любовь моя, – говорит он. – И покончим уже с этим.
– Как скажешь, – кротко соглашается ведунья. Ирман отступает, а она делает шаг к князю. Медленно скользит взглядом по обнажённому телу, возвращается к глазам:
– Ну здравствуй… князь.
Ирислав молчит, ему нечего сказать. Мог бы выплюнуть, что ему очень жаль… жаль, что не убил её тогда, ведь имел право, но это неправда. Ему не жаль. Даже знай он, что с вероятностью девяносто девять из ста всё закончится так, не стал бы убивать столь многим помогавшую ему раньше женщину. Она, как он когда-то говорил Лаис, и в самом деле была его человеком, и заслужила право на ошибку и шанс на жизнь. То, как она им воспользовалась… что ж, такое бывает сплошь и рядом.
– Чего молчишь? – спрашивает стоящая рядом девушка, склоняя голову на бок. – Не рад? Или подыскиваешь слова, чтобы извиниться?
Князь не рад, и извиняться точно не хочет. Но ведунья чего-то ждёт, и в глазах её мелькает что-то такое, что он, пусть неохотно, но отзывается:
– Иди к чёрту, ведьма!
Что случилось с ведуньей? Она настолько поглупела? Или он просто раньше этого не замечал? А может – надеяться не на что, но всё же – может, у неё есть какой-то план?
– Ты! – говорит ведунья, упираясь ему пальцем в грудь, царапая острым ноготком. – Я служила тебе верой и правдой, князь. Я, – она оглядывается на своего нынешнего любовника, но продолжает, – я любила тебя, Ирислав. Я готова была на всё. А ты… ты…
Палец ведуньи скользит по его груди, вырисовывая какую-то руну. Проклятие напоследок? Бессмысленно. Тогда что?
– Василина, любовь моя, – забеспокоился маг-менталист. – Ты не порть его, пожалуйста. Он нам ещё пригодится…
– Не беспокойся за него, любимый, – мурлыкает Василина, отступая на шаг. Теперь её рука скользит по плечу князя, по локтю, касается ладони, пальцев… и сдёргивает кольцо-ограничитель. – Беспокойся за себя! – зло заканчивает ведьма, одним прыжком прячась за дыбу.
Ирислав ударяет воздухом, сразу по обоим мужчинам, впечатывая кого в стену, кого в дверь, ожидая, что на него вот-вот обрушится ментальный удар… но пока чувствует лишь лёгкое покалывание вокруг головы, и сильное жжение в том месте, где Василина чертила руну.
Мага-менталиста он прикладывает о стену несколько раз, даже после того, как жжение прекращается – не уверен, что маг не притворяется, и, честно признаться, совсем не опасается его убить. Вероятно, сведений Василины и второго сообщника будет достаточно, чтобы уничтожить тех, кто помогал…
Ветер, наконец, стихает, и Василина выбирается из-за дыбы. Молча, дрожащими руками, помогает освободиться князю. Она выглядит очень бледной, из носа течёт кровь… удар менталиста даром не прошёл.
– Как ты? – спрашивает князь.
– Почту за честь умереть за Вашу Светлость, – криво усмехается окровавленными губами женщина. – Но, надеюсь, всё же не прямо сейчас.
Ирислав чуть улыбается – на сердце впервые за последние несколько дней становится чуть теплее и легче.
Начать допрос, пожалуй, следует со второго мага, с того, кто плёл козни против альдов. Заодно и узнает, как обещал Лаис, что творится на его земле…
Глава 27
Лаис не знает, сколько времени прошло. Иногда, ей кажется, что час или два, а иногда, что больше суток. Хочется, чтобы всё поскорее закончилось, ибо она исчерпала уже все идеи и все силы, пытаясь освободиться. Смотреть на собственные руки и ноги – неудобно и, честно признаться, страшно. У неё болит всё тело, и она не знает – вдруг она уже как тот альд, которого описывал Йар, без половины тела?..
Она устало закрывает глаза, и вдруг ей слышатся шаги. Поморщившись – вдруг напрасная надежда, да и есть ли на что надеяться? – открывает глаза, но шаги действительно есть, и становятся только громче. Кто-то идёт.
Она не хочет никого видеть. И не хочет, чтобы кто-то видел её. Разве что какой-нибудь альд, достаточно взрослый и милосердный для того, чтобы перерезать ей горло и прекратить эту медленную пытку бессилием и усиливающейся болью… Шаги кажутся знакомыми, и Лаис изо всех желает, чтобы ей лишь померещилось.
Ирислав уверенно идёт сквозь туман к камню… но спотыкается, увидев, кто на камне лежит.
– Лаис… – читает она по губам беззвучный крик. Или стон.
Впрочем, возможно, ей померещилось, потому что голос его звучит очень по-деловому, когда он, преодолев расстояние за секунду, застывает рядом.
– Как помочь? – спрашивает князь.
Лаис кажется, что он протягивает руку, касаясь её волос.
– Добить, – честно отзывается девушка. Странное дело, ей было себя не очень жалко, но стоило прийти князю, и ужас в его глазах заставляет цепляться за жизнь куда больше, чем до этого.
«Добить» Ирислав понимает своеобразно – с его руки срывается молния, растворяется в теле Лаис, на секунду добавляя сил… но они тут же уходят во всё теплеющий камень.
От молний щекотно, и боль отступает, так что Аделаис даже улыбается. Хоть какое-то удовольствие перед смертью.
– Я так и думал, что грозу ты любишь больше, – сварливо усмехается князь, словно прочитав её мысли.
Это, разумеется, неправда, но Лаис – альд, а они злопамятны, мстительны, и совершенно неважно, на смертном одре или где.
– Гроза честная, – безжалостно отзывается девушка, разглядывая туман над головой. Как будто не насмотрелась. Но почему-то смотреть на Ирислава мучительно-больно и даже дышать становится трудно, в груди стоит ком. Возможно, именно так выглядит обида? Лаис не может вспомнить, чтобы когда-то на кого-то обижалась, по крайней мере, за последние лет десять. Обижаться можно лишь на кого-то очень близкого, а у неё по-настоящему близких-то и было, что мама и Йар, и никого другого она пускать в сердце не хотела и не могла…
– Хорошо, что у тебя нет выбора, – в тон ей, и даже жёстче отзывается князь. Лаис не ждёт сочувствия – жалость унижает альда сильнее всего, но тон Ирислава подстёгивает выплюнуть в ответ какую-нибудь колкость.
Целует, впрочем, Ирислав нежно, но эта нежность быстро теряется на фоне хлынувшего в неё потока силы. Лаис даже сквозь прикрытые веки видит светящиеся синие снежинки, рассыпающиеся от её тела – камень не успевает забирать всё, да ему столько и не вместить – ни один искусственный накопитель не способен вместить и тысячную долю стихии, ибо стихия – это бесконечность. Князь черпает из бездны… и очень скоро эта бездна вновь в него заглянет. Лаис не хочет так, но у неё и в самом деле нет выбора, она даже оттолкнуть князя, и то не может… Может лишь не отвечать на поцелуй. А впрочем… нет. Даже это – нет.
Она точно не поняла, когда камень сдался и треснул – не было никакого рывка, ничего, а если и было, то потерялось, затёртое, заглушённое другими ощущениями. Просто в какой-то момент Ирислав отстранился и надел обратно своё кольцо, отворачиваясь и пряча слишком тёмные глаза, а она смогла сесть, и обнаружила, что свечения нет, и камень – самый обычный, стремительно остывающий булыжник…
