Ребятню словно ветром сдуло.
— Сидите в машине, — взглянув на Джамара, сказал Кетулу, а сам вышел на улицу.
К нему подошел мужчина лет сорока, спросил:
— Кто ты?
— Салам, друг!
— Ты мусульманин?
— Какая разница? Я тот, кто не желает вам зла.
— Салам! Так кто ты?
— Фокс Кетулу.
— Русские в кабине?
— Да.
— Пусть выйдут.
Кетулу подал знак, и съемочная группа оказалась возле пикапа.
— Ты и есть старший у русских? — подозвал к себе Джамара местный.
— Да. Меня зовут…
— Знаю, — перебил его мужчина. — Мы о вас все знаем. Ты, — указал он пальцем на Кетулу, — отгони машину в проулок слева, там стой и жди. Вы, — палец сместился в сторону журналистов, — следуйте за мной.
— Может, скажешь, как к тебе обращаться? — вежливо спросил Умар.
— Ко мне обращаться незачем. Будете говорить с другим человеком.
— Ладно. Пусть так.
Местный усмехнулся, ничего не сказав, повернулся и пошел в проулок, соседний с тем, куда направил Кетулу.
Шли недолго. Через участок вошли в открытую калитку и оказались во внешнем дворе П-образного одноэтажного, довольно большого дома, вокруг которого росли деревья, и фруктовые и обычные.
Местный завел журналистов во внутренний дворик, где под кроной дерева стоял топчан, покрытый ковром. Рядом колодец, от которого в здание метнулась женщина во всем черном.
— Пришли, — сказал он, — ожидайте.
Он зашел в дом и почти тут же вышел оттуда со степенным мужчиной, волосы и борода которого были побиты сединой.
— Салам, русские, я — Давид Умбе.
— Очень приятно, — ответил Джамар, — ва аллейкум ассолом! Я — старший съемочной группы одной из английских газет, но это, как сами понимаете, прикрытие, на самом деле, мы работаем на российское издание.
— Россия помогает официальной власти.
— Вот именно, господин Умбе, официальной, а не всевозможным группировкам, вроде тех, что воюют против вас, не знаю, какое движение в распавшейся «Селеке» вы представляете.
— Я скажу об этом. Позже. Что ж, ты говорил правду. Русские выступают против войны. Но… усилия Москвы тщетны. Здесь, господин Джамар, останется тот, кто одержит победу в войне и уничтожит всех своих противников. Увы, реалии таковы, что мирное сосуществование народностей и племен в ЦАР в будущем невозможно. Впрочем, оно невозможно и в настоящем. Представьте мне, Джамар, своих коллег.
Умар указал на товарищей:
— Аркадий Раденко, оператор, и Алексей Растанов, режиссер.
— Ваша аппаратура с собой?
— Да.
— Пройдемте в дом.
— Извините, господин Умбе, но, может, проведем съемку здесь, во дворике? Тут светло, не придется подключать дополнительное освещение, ставить экраны.
Умбе отрицательно покачал головой:
— Я не хочу, чтобы это место узнали наши враги, если запись по каким-то причинам окажется у них. Помещения же внутри дома практически не отличаются друг от друга по всей стране. Надеюсь, вы поняли меня?
— Да. Вы страхуетесь, и это объяснимо, но что делать с дополнительным светом?
— Здесь два дизельных генератора. Света будет столько, сколько надо.
— Добро!
Они прошли в большую комнату мужской половины дома. Было видно, что ее готовили для съемки. Из интерьера только старый ковер на полу, плотные занавески на окнах, пустой шкаф, рядом с ним сундук, на нем ворох одеял, подушек, простыней. В верхнем углу старый, но мощный кондиционер. Стены побелены, как во многих домах мусульман Африки. Ничего, что указывало бы на какое-нибудь отличие от большинства жилищ.
Женщина, закутанная во все черное, принесла две подушки, бросила их на середину ковра, вторая расстелила скатерть, третья сняла с подноса и поставила на нее чайник с зеленым чаем и две пиалы.
Умбе указал на место левее:
— Вы устраивайтесь там, а я здесь, — показал он на правое место. — За чашкой чая вы будете задать вопросы, я отвечать. Кстати, надеюсь, вы подготовили список?
— Да, конечно. — По пути Джамар набросал в своем блокноте перечень вопросов, которые планировал задать. — Только один вопрос я не включил, на который вы дадите ответ и без озвучивания его.
— Это о принадлежности организации?
— Да.
— Я помню. Скажу. Готовьтесь, господа, у меня не так много времени, через полчаса начнем. Я пока ознакомлюсь с вопросами и внесу, если надо будет, коррективы.
Он отошел к окну, читая составленный на французском языке список.
Раденко настроил камеру и покачал головой:
— Надо света как минимум в два раза больше.
Растанов, подключив пульт, кивнул:
— Да.
Умбе оторвался от чтения, крикнул:
— Жени!
Появился молодой человек.
— Включить дополнительные генераторы, сюда все светильники, что есть в доме, удлинители, в общем, все, что нужно журналистам, — приказал Умбе.
Молодой человек обратился к русским:
— Скажите точнее, что вам надо.
Растанов объяснил.
Тот все понял и покинул комнату. Вскоре молодые люди внесли с десяток светильников разной мощности, белые простыни, натянутые на реи, втащили провода удлинителей. Они явно перестарались, свободных розеток осталось много. Растанов подключил пульт, Раденко проверил камеру.
— Готовы? — спросил у них Джамар.
— Да, можно снимать. Правда, придется все время держать в фокусе только вас, — объяснил оператор, — вправо-влево, и будут видны экраны. Вам бы поближе друг к другу присесть.
— Сделаем, как надо.
Джамар передал просьбу оператора, Умбе пожал плечами, мол, в чем проблема? Ближе так ближе.
Наконец все разместились, и режиссер объявил:
— Запись!
Оператор включил камеру. Джамар представил Умбе, тот, в свою очередь, сказал:
— К сожалению, общий фронт борьбы с неверными распался в результате безответственной политики бывших руководителей «Селеки», но она не канула в Лету и сейчас представлена двумя организациями. Одну из них, а именно «Союз за мир в ЦАР» я представляю.
Джамар начал задавать вопросы, примерно те же, что и Пауни, на которые получил довольно отчетливые ответы. Повторил Умбе и то, что говорил до съемок о политическом будущем страны.
— Скажите, господин Умбе, противостояние или прямая война, наверняка не без участия внешних сил, между двумя частями когда-то одной организации не приведет к ее уничтожению? — задал вопрос Джамар.
