— Да, тихо, — согласился Неверов, озирая нехитрый интерьер приемной председателя совета народных депутатов.
Ничего лишнего здесь не было. Пара столов, шкафы, дохленький фикус на подоконнике, рабочее место секретарши. Вместо обоев на стене висели тематические агитационные плакаты, явно новые. На них еще поблескивала свежая типографская краска. «Депутат — слуга народа! Долг депутата — заботиться о его благе!» Серп и молот на алом полотнище, убедительный слесарь за маховиком станка, исполненная достоинства женщина-сварщик. Надпись золотом: «Советы депутатов трудящихся — подлинно народные органы власти в нашей стране!»
Женщина, сидевшая за печатной машинкой, смотрелась здесь немного инородно. Худенькая, прямая спина, тонкие пальчики, короткие кудряшки красиво уложены. На ней была обычная кофта, под которой просматривалась не новая, но опрятная блузка. Ресницы длинные, без всякого марафета, курносый нос, чуть приоткрытый маленький ротик.
Она смутилась, обнаружив его изучающий взгляд.
Андрей спохватился и промямлил:
— Еще раз простите, Илзе. Надеюсь, ничего фатального не случилось?
— Нет, все хорошо. Две ошибки в слове «постановление» — это вовсе не так уж плохо. — Девушка тихо засмеялась. — Я часто в официальных документах натыкаюсь на такие чудовищные казусы, что даже не знаю, как с ними быть. Эти люди словно в школе никогда не учились. Все в порядке, вставлю другой лист. Но в следующий раз стучите громче, хорошо?
— Договорились, — покладисто согласился Андрей. — Скромненько у вас тут, Илзе. — Он выразительно посмотрел по сторонам. — Я бы даже сказал, бедненько.
«Словно и не слуги народа тут работают», — хотел сказать капитан, но на всякий случай промолчал.
— Да все в порядке. — Илзе махнула рукой. — Мы нищие, как и должно быть. Мебель разваливается, канцелярские принадлежности убогие, машинку кто-то из граждан в дар принес.
— Наверное, зарплата хорошая, — предположил Андрей.
— Хорошая, — согласилась Илзе. — Только маленькая.
Они засмеялись, потом замолчали, опасливо посмотрели на прикрытую дверь, ведущую в святая святых.
«А что, это новаторство, — подумал Андрей. — Прикрывать плакатами дыры и гниль в стенах. Их выпускают, похоже, охотнее, чем хлеб».
— Вы так смотрите на этот плакат, — подметила Илзе. — С ним что-то не так?
— Не женское это дело, — заявил Андрей, кивая на крепкий бюст сварщицы, исполненной достоинства.
— Вы думаете? — Илзе прищурилась. — А мне кажется, ей нравится. У нас ведь все работы хороши.
У Андрея создавалось впечатление, что ей хочется смотреть ему в глаза, но врожденная скромность заставляет ее уставиться в стол.
— Да, у нас любая работа в почете, — подтвердил он. — У вас все хорошо, Илзе? Как Антошка?
— Да, спасибо. Ребенок сидит с соседкой Зоей Матвеевной. Он такой шалун! Наверное, придется его наказать. Не успела оглянуться вчера вечером, а он полез в скворечник над сараем, свалился оттуда, хорошо, что руки-ноги не поломал.
— Накажите, — разрешил Андрей. — Будет ему урок. А что, в Заполярье гнездятся скворцы?
— Скворцов тут нет, а скворечники есть. Здесь не только куропатки и полярные совы. Много перелетных птиц, которые селятся в кустарниках. Однажды одна из них облюбовала скворечник. А у вас точно все в порядке, Андрей? — Девушка справилась с робостью и посмотрела ему в глаза. — Вы уставший, словно провели бессонную ночь.
— Думал много, — отшутился Андрей.
Ему хотелось слушать ее голос, никуда не удаляться от стола, на котором громоздился старинный ундервуд.
— Я очень рад вас видеть, Илзе, — совершенно искренне признался он. — Вы как лучик света в этом темном и холодном царстве. Но, увы, дела. На месте ваш председатель? — Андрей кивнул на прикрытую дверь.
— Ой, даже не знаю, сможет ли он вас принять. Я сейчас спрошу. Павел Елисеевич не любит, когда кто-то врывается к нему без предупреждения.
— Сидите, Илзе, не надо вставать. — Он несмело коснулся ее плеча. — Я все же возьму на себя смелость нарушить его одиночество. Если будет возмущаться, валите на контрразведку. С нас как с гуся вода!
Он постучал, вторгся в кабинет председателя совета и, пока тот просыпался, успел с любопытством осмотреться.
Массивный, но основательно подгнивший стол. Шкафы, раздевалка за шторкой. Та же наглядная агитация, призывающая трудящихся забыть о тяготах, довериться власти и уверенно смотреть в будущее. На плакате целеустремленный пожилой субъект в кепке. «Выберем в местные советы достойных сыновей и дочерей нашего народа!»
Чуть ниже: «Рабочий класс в СССР это — совершенно новый, освобожденный от эксплоатации, рабочий класс подобного которому не знала еще история человечества.
И. В. Сталин».
За подобные орфографические ошибки означенный товарищ лично расстрелял бы всю типографию.
Еще ниже сидел зевающий субъект в годах. Подслеповатые глаза за стеклами старомодных очков, волос на голове немного, зато гладко выбрит, чисто одет. До того как уснул, он явно занимался рабочей писаниной. Сигарета в пепельнице почти догорела. Он схватился за нее, затянулся так крепко, что дым повалил чуть не из ушей.
«Любим спать в рабочее время? — подумал Андрей. — Впрочем, мы же неизлечимо больны, — вспомнил он слова Чеплыги. — Анемия, щитовидка, пониженное давление, дикая нехватка йода в организме».
— Прошу прощения, что оторвал вас от важного сна, Павел Елисеевич, — извинился Андрей, водружая под мутные очи Волонтаря служебное удостоверение. — Зашел познакомиться. Возможно, вы ответите на пару вопросов.
— Но я не знал, что вы придете. — Волонтарь явно растерялся. — Вы появились без предупреждения.
— Мне стоило известить вас за неделю? — осведомился Андрей. — Чтобы вы своевременно куда-нибудь смылись?
— Да что вы такое обо мне думаете?! — Волонтарь искренне изобразил сердитость, потом махнул рукой. — Ладно, садитесь куда-нибудь. Ума не приложу, чем мы можем помочь контрразведке.
Честно говоря, Неверов этого тоже не понимал. И что такое «мы»? Николай Второй?
— Да, я слышал, что офицер СМЕРШ навестил наши пенаты. — Волонтарь обжег пальцы о сигарету, чертыхнулся, вытащил новую из разорванной пополам пачки, чиркнул спичкой, закашлялся после глубокой затяжки. — Это курение меня когда-нибудь убьет.
«Если уже не убило», — подумал Андрей.
Председатель совета был еще, как говорится, вполне на ходу, но Неверову казалось, что его разъедает серьезная болезнь.
— Так чем я могу вам помочь, Андрей Григорьевич? — Волонтарь как-то ухитрился запомнить имя с отчеством.
— Я не собираюсь вмешиваться в вашу работу, Павел Елисеевич. Это было бы странно. Считайте мой приход визитом вежливости, не больше. Вы водите машину?
