Вошёл Кузьма.
– Распорядись о нём, – сказал Волынский, указывая на Маркела. – А у меня дела до вечера. – И сгрёб со стола грамоту, сунул её в рукав, развернулся и вышел.
Глава 24
Когда дверь за ним закрылась, Кузьма ещё немного помолчал, потом насмешливо сказал:
– Разгневал ты его!
– Да уж, – сказал Маркел. – Такого не разгневаешь! – Потом спросил: – Как там вогулы?
– Стоят, не уходят, – ответил Кузьма. – Может, ждут ещё кого-нибудь.
Маркел подумал и сказал:
– Это они ждут ночи. Будут Богине молиться. Они при мне каждую ночь ей молились.
– И тебя убить хотели?
– Да. Отрубить мне голову и отнести Великой Богине. Или Золотой Бабе, не знаю, как правильно.
– Правильно и так, и так, – сказал Кузьма. – А ещё можно Золочёная Старуха, она же уже совсем старая.
– Старая? – удивился Маркел. – А ты её видел?
– Га! – махнул рукой Кузьма. – Если бы видел, здесь бы не сидел.
– А где?
– В Москве, в хоромах, – радостно сказал Кузьма. – Я же всегда думал, что если вдруг разбогатею, то сразу поеду в Москву, куплю там себе дом-домище и уже нигде служить не буду, а буду только лежать на лавке и смотреть на образа. Или в окно. А окно у меня будет чистое-чистое, прозрачное-прозрачное, как у Аньянги зеркало.
– А кто такая Аньянга?
– Это Агаева дочка. Нашего Агая знаешь?
– Это который раньше у вас князем был? – спросил Маркел. – Конечно, знаю. Видел на Москве частенько.
– Ну и как он там у вас?
– Неплохо, – с улыбкой ответил Маркел. – Он же у Строгановых пристроился, на их тамошнем подворье. На всём готовом живёт: кормёжка, одёжка. А всей службы у него – это он ходит каждый день в Кремль, в Посольский приказ, и спрашивает, как идёт его дело. Ему отвечают «никак», он разворачивается и идёт обратно, заходит в кабак при Никольских воротах, называется Привратный, и там выпивает две чарки. А то и три… – И вдруг спросил: – А почему ты бы всё бросил и поехал бы в Москву?
– Как почему? – удивился Кузьма. – Ты же у меня спрашиваешь, что бы я делал, если бы увидел Золотую Бабу. Так продал бы её, а что ещё! А сколько в ней весу! А она же золотая. И вот такого росту! – Тут он показал, какого. – Это же каких бы деньжищ стоило?!
Маркел прикинул высоту, которую показывал Кузьма, и делово спросил:
– Это она сидячая такая? Или стоячая?
– Сидячая, сидячая, – сказал Кузьма. – И вот такой ширины. В теле баба.
– Так это ж просто неподъёмная! – с почтением сказал Маркел. – Как же её тащить тогда?
– А ты её в лодку! – подхватил Кузьма. – И плыви себе, не на горбу же тащить, надрываться. Да и где ты такой горб найдёшь?
– Ага-ага, – сказал Маркел. Потом опять спросил: – А кто это её так вёз? И откуда?
Кузьма прищурился, долго смотрел на Маркела, а после настороженно спросил:
– Зачем это тебе?
– Так, любопытно стало.
– Нечего здесь любопытничать, – сказал Кузьма. – Одни, говорят, нашли её и повезли. И тут самоеды про это прознали! И как погнались за ними! Эти сразу Бабу бросили и дай бог ноги. Вот. Про самоедов слышал?
Маркел кивнул, что слышал.
– Слышать это полбеды, а вот не дай бог видеть! – строгим голосом сказал Кузьма. Но тут же засмеялся и продолжил: – Ну да нам это чего? Их тут нигде близко нет. Да и пойдем перехватим, на поварне уже давно ждут. Айда!
Они пошли на поварню. Там их уже и вправду уморились ждать, но быстро подали каши, хлеба и немного выпить. Они перекусили, выпили, опять перекусили, и Маркел спросил, давно ли Кузьма здесь служит. Кузьма ответил, что недавно, а до этого служил в Пелыме у воеводы князя Горчакова, а ещё до этого на Лозьве у Траханиотова, и стал рассказывать, какая там была собачья служба, какой этот Траханиотов въедливый, как от него люди бежали, а куда тут убежишь, только в кусты сунулся, а там вогул, и он тебя за волосы, вот так вот чиркнет – и ух-сох долой. И Кузьма засмеялся. Маркел ещё налил, и ещё выпили. Кузьма стал рассказывать, как он служил в Вологде, а после в Тотьме, а потом приехал Иван Змеев со своими людьми и стал заманивать, ну и Кузьма, как мягкий человек, поддался, поцеловал крест, подписал поручную грамоту, и Змеев взял его к себе.
– А где сейчас этот Змеев? – спросил Маркел.
– На стене, а где ему ещё быть, – ответил Кузьма. – Это его служба там стоять. Да и ему что? Он заговоренный, его пули не берут. Его бы даже Золотая Баба… Да! – Тут Кузьма замялся и ни с того и ни с сего продолжил: – А в Тотьме у нас служба была охо-хо! Утром пока солнце в окно не заглянет, не встаём. Потом девка принесёт еды. А здесь где девки? Все наперечёт! Да если бы мне опять поручную подсунули, я бы и ухом не повёл! Но теперь что, теперь служи до гроба. Хотя, конечно…
И он опять заулыбался о чём-то своём. А Маркел опять спросил про Золотую Бабу: почему самоеды за неё заступаются, она что, разве самоедская богиня, что ли, или всё-таки вогульская? На что Кузьма только пожал плечами и сказал:
– А мне откуда это знать? И разве я чего такого говорил? Не помню! Давай лучше ещё!
И они дали. Кузьма как-то сразу протрезвел и замолчал, и больше уже ни о чём не рассказывал, а так только говорил о разных пустяках. Маркелу стало скучно, он сказал, что, может, уже хватит сидеть, может, лучше выйти посмотреть, что там с вогулами. На что Кузьма строго ответил, что если там что-нибудь важное случится, им сразу дадут знать, а раз знать не дают, то, значит, и смотреть там нечего. И предложил Маркелу сыграть в зернь. Маркел согласился. И вначале ему было скучно, а потом он вошёл в охоту и даже пять раз загнал Кузьму под стол, а сам слазал туда только дважды.
– Ну, ты, москва! Ну, москва! – приговаривал Кузьма сердито, а поделать ничего не мог.
А Маркел только глумливо подхохатывал. И так бы они играли ещё невесть сколько, но тут вошёл кухарь и сказал, что всем велено идти на стены, потому что вогулы что-то очень сильно расшумелись и, значит, собираются на приступ. Кузьма с Маркелом сразу встали и пошли. Даже скорее побежали.
Когда они выбежали на крыльцо, Маркел увидел, что уже давно наступил вечер, даже показались первые звёзды, и наши уже бегали с огнями. А впереди, из-за стены, опять слышался бой бубнов и гайканье ляков. Кузьма побежал к воротам, Маркел побежал за ним следом.
Возле ворот, перед толпой, стояли двое стрельцов и раздавали пищали и огненный припас к ним. Кузьма с Маркелом взяли по пищали и полезли на верх, на подмости. Там было уже полно наших, а снизу ещё продолжали напирать. Десятники кричали расступаться дальше вдоль стены. Кузьма с Маркелом ещё пробежали по подмостям, нашли место посвободнее и остановились заряжать пищали. Ветер дул прямо в лицо, мороз крючил пальцы, порох сыпался мимо, Маркел трижды прочёл «Отче наш», пока заряжал пищаль, – и сразу положил ствол на рогульку, начал целиться.
