Глава 28
Назавтра поначалу было то же самое: утром Маркел с Кузьмой перекусили и вышли во двор, подошли к воротам, и дальше Кузьма поднялся на стену, а Маркела опять не пустили. Опять Змеев сказал, что не велено. Маркел спросил, кто не велел, Змеев ответил, что воевода.
А самого воеводы на стене не было. Как сказал проходивший мимо стрелец, он так рано никогда не является – и весело хмыкнул. Это он про Агаеву дочку, подумал Маркел, и тут же додумал дальше: беда, когда бабы в наше дело лезут. И ещё: и, может, уже влезли, потому что Агай что говорил, что Игичей, когда разбил его, отобрал у него дочку и взял себе для забав, а теперь она уже вон где – у воеводы, воевода с ней забавится, ему уже не до вогулов!
Только Маркел так подумал, как наверху закричали, потом Змеев стал командовать, стрельцы, и Кузьма с ними, начали заряжать, а после ждали, прикрывая фитили от ветра. Потом, по змеевской команде, дружно стрельнули. Но, похоже, не очень удачно. А день, кстати, был ясный, солнечный, солнце светило в левый, прищуренный глаз, так что можно было стрельнуть и получше. Зарядили и ещё раз стрельнули. Но тоже, похоже, не очень.
И, ещё дым над стеной не развеялся, как засвистели стрелы, прямо туча, и двое наших повалились вниз. К ним кинулись. Змеев почернел от злости и громко сказал, что если так пойдёт и дальше, то уже через неделю отбиваться будет некому. Кто-то из стрельцов тут же прибавил, что зачем через неделю, когда уже завтра придёт Сенгеп и спалит нас. Змеев разъярился и стал спрашивать, кто это сказал. Никто не отзывался. Узнаю, кто сказал, убью, продолжил Змеев, сам, своей рукой, убью! И опять приказал заряжать.
Да, кстати, стрелы пока что были негорючие, простые. На стене про это говорили, что вогулы не спешат и ждут подмоги.
А Маркел похаживал взад-вперёд и поглядывал то вверх, на стену, то назад, на воеводские хоромы. Но Волынского всё не было и не было. А мороз всё крепчал да крепчал. Маркел притопывал валенками, похлопывал рукавицей об рукавицу и думал, что чего он здесь торчит, это не его дело, да и его дело ещё очень нескоро начнётся, надо же сперва отбиться от Лугуя, потом его разбить, пленить, привести его к кресту, начать допрашивать…
Ну и так далее. То есть вот уже больше месяца прошло, как Маркел из Москвы выехал, а дело по-настоящему ещё не начиналось!
И вдруг наконец показался Волынский. Он шёл от своих хором, спешил, по сторонам не смотрел. Маркел думал, он сейчас пройдёт мимо него как мимо пустого места…
Но Волынский вдруг остановился, посмотрел на Маркела, откашлялся и каким-то не своим голосом сказал:
– Ты это чего здесь стоишь?! Иди к нам обратно и жди. Тебя скоро позовут. Иди!
Маркел снял шапку, поклонился и пошёл к хоромам. А Волынский поднялся на стену – это Маркел увидел уже с воеводского крыльца. А потом поднялся на второй поверх, к себе в чулан. Там он сбросил шубу, сел на лавку и задумался. Он же хотел заранее догадаться, что будет дальше, то есть кто к нему сейчас зайдёт…
Но зашёл самый обычный челядин и так же самым обычным голосом сказал идти за ним. Маркел встал и пошёл.
Идти оказалось совсем недалеко – до воеводской ответной светлицы, а за ней в следующую дверь. Челядин толкнул её, она открылась, Маркел зашёл…
И оказался в ещё одной светлице, весь пол которой был устлан белой шерстяной кошмой, на которой по-бабьи, на коленках, сидела молодая красивая вогулка в нашего покроя летней шубке, очень дорогой, а возле неё, правильней, при ней, стояла ещё одна молодая вогулка, одетая тоже по-московски, но уже скромно, смирно. Та, которая стоит, это служанка, сразу же подумал Маркел, а которая сидит… И не знал, что и подумать! И так и стоял столбом в дверях.
А эта, которая сидела, весело заулыбалась и спросила:
– Так ты и есть царский посол?
Маркел утвердительно кивнул.
– А меня зовут Аньянга, – продолжила эта. – Я Васина эква.
Эква значит хозяйка, подумал Маркел, а Вася – Волынский. Вот оно как! И только головой мотнул. Аньянга опять улыбнулась, спросила:
– Почему ты на меня так смотришь? Потому что мы с Васей не венчаны, да?
– Ну… – только и сказал Маркел.
Но Аньянга его сразу перебила:
– Вася говорил, что для того, чтобы венчаться, нужен ваш шаман и ваше мольбище. Я это знаю.
– Не шаман, а поп, – строго сказал Маркел.
– Я это знаю! – ещё строже сказала Аньянга. – И не мольбище, а церковь. Но я никогда не видела церкви. Я не знаю, что это такое. А ты знаешь?
Маркел утвердительно кивнул.
– И ты её видел в Москве?
Маркел опять кивнул.
– Так мне и Вася говорит, – задумчиво сказала Аньянга, помолчала и опять продолжила: – До Москвы далеко, три года ехать.
– Нет, не три! – начал было Маркел, но спохватился и замолчал.
– А тогда сколько? – сразу же спросила Аньянга.
– Ну!.. – со смущением сказал Маркел и только развёл руками.
– А Вася говорит: три года! – с досадой сказала Аньянга. – Я так и думала, что это неправда! Вот ты, сколько ехал из Москвы?
– Я это другое дело, я царский посол! – уже бодрым голосом заговорил Маркел. – Мне надо ехать быстро, а воеводы так не ездят. Они ездят чинно. Их каждый вечер встречают, готовят им богатое застолье, топят баню, потом они назавтра отдыхают до обеда, потом, если на небе тучи, коней распрягают…
– Надо ехать на конях?
– Конечно! А я ехал просто на собаках.
– Так же и Вася, – сказала Аньянга. – Когда в первый раз сюда приехал, он тоже был на собаках. И приехал очень быстро! И быстро всех побил! И у Игичея меня отобрал! И я рада! Очень рада! – Тут она даже захлопала в ладоши…
Но тут же опомнилась и замерла. Медленно повернула голову и посмотрела на служанку. Та смутилась.
– Ащ! – строго сказала Аньянга.
Служанка попятилась и, мягко ступая, выбежала вон. Аньянга ещё немного помолчала, опять посмотрела на Маркела и сказала очень грустным голосом:
– До Москвы дороги всего сорок дней. А до Выми ещё меньше, двадцать. И там три церкви, в любой можно обвенчаться. Но Вася молчит и думает, что я ничего не понимаю. А я дочь Кондинского князя! Чем Кондинский князь хуже Волынского? У нас, знаешь, какие угодья богатые? А какие рыбные места! Не зря Игичей на них позарился. А какие у нас соболя – все чёрные. И их как комаров в лесу!
– А Золотая Баба тоже у вас прячется? – спросил Маркел.
Аньянга замерла, пристально посмотрела на Маркела, а потом ответила:
– Кто я такая, чтобы это знать? На пиршества к Великой Богине женщин не пускают.
– Но она ведь тоже женщина, – сказал Маркел.
– Она не женщина, она Богиня! – строгим голосом поправила его Аньянга. – А ты мне лучше вот о чём расскажи: ты моего отца в Москве видел?
