И вдруг Мартын закричал:
– Самоеды!
Глава 55
Маркел оглянулся. Далеко-далеко позади, почти на самом окоёме, на снегу показались маленькие чёрные пятнышки. Их было много, и бежали они быстро. Ермола посмотрел на них, грязно ругнулся и крикнул:
– Гони!
И первым побежал вдоль берега. За ним побежали стрельцы. Одни из них тащили нарты, другие поддерживали сидящую на нартах Бабу. Маркел бежал самым последним и видел, что чёрные пятнышки быстро приближаются, уже можно рассмотреть, что это люди и олени. Оленей было несколько упряжек, а людей, бежавших впереди и позади упряжек, несколько десятков. Люди были в широких коротких одеждах, в руках у людей были у кого луки, а у кого копья. И люди ещё что-то кричали. А ещё…
Но рассматривать их было некогда. Маркел прибавил бегу и догнал стрельцов. Стрельцы уже крепко запыхались, да и сколько можно было убегать, да и куда, думал Маркел.
И, наверное, о том же думал и Ермола. Он повернул к Маркелу своё красное потное лицо и прокричал:
– А что?! А вот сон в руку! Ну да и ладно!
И они опять бежали молча. Самоеды быстро приближались. А что им, думал Маркел, они к здешним местам привычные, и они бегут по проторенной тропе, а нам надо бежать по целине. И он ещё поддал. Догнал нарты, начал пихать Бабу в спину.
– Осторожней! – крикнули ему. – Не столкни!
Маркел перестал толкать. А они тем временем уже бежали по болоту к ближайшим кустам. Дурь какая, подумал Маркел, где они там все поместятся, тем более, где спрячутся…
Но тут Ермола закричал стоять, и все остановились.
– К стрельбе готовьсь! – крикнул Ермола.
Все стали снимать пищали и вбивать в снег бердыши.
– А ты чего стоишь, скотина?! – крикнул Ермола, поворачиваясь к Маркелу. – Беги!
Маркел подхватил постромки, рванул нарты и побежал дальше, к кустам. Снегу было много, по колено, земля неровная, вся в кочках, нарты тяжеленные…
А он бежал и бежал.
– Полку сыпь! – кричал Ермола. – Заряжай, мать вашу!
Но Маркел бежал, уже не оглядываясь. До кустов было ещё довольно далеко.
Сзади недружно забабахали пищали. Послышались визги. Маркел на бегу оглянулся. Стрельцы перезаряжали пищали, а самоеды стреляли из луков. Один стрелец упал, после почти сразу же второй…
Маркел дёрнул постромку и побежал дальше. До кустов было уже не так и далеко. Это всё лысый шаман, подумалось, это он всё, пёс, накликал!
И тут начал гнуться под ногами лёд. Маркел оробел, остановился. А сзади кричали – и самоеды, и наши. Наши пошли биться бердышами. Самоеды дрогнули и побежали.
Но навстречу им бежали их сородичи. Те и другие смешались, потолкались, развернулись и опять побежали на наших, но теперь уже в большем числе. И с копьями! И теперь уже дрогнули наши…
А Маркел добежал до кустов, поскользнулся на льду и упал. Нарты перевернулись, и Баба медленно сползла с нарт на снег, а со снега в открывшуюся полынью. Маркел вскочил…
И в него впилась стрела! В бок, в тот самый! Маркел упал, скрючился. Было чертовски больно. А там, где бились, стало тихо. Перебили всех, подумалось, и сейчас придут его добить. Дышать было тяжело, стрела туда-сюда ходила, резала…
И вдруг послышались шаги. Шли двое. Маркел задержал дыхание. Эти двое подошли к Маркелу, один из них наклонился, взялся за стрелу, резко рванул её и вырвал. Маркел мотнулся, как тряпка, но молча. Один самоед что-то сказал по-своему, второй ему ответил. Первый пнул Маркела в бок ногой. Маркел опять даже не ойкнул. Первый самоед ещё что-то сказал, они засмеялись и пошли к своим обратно. А Маркел вдруг услышал: «Лежи!» Маркел осторожно обернулся. Рядом с ним валялись перевёрнутые нарты, и там же из полыньи виднелся мокрый бок Бабы. Деревянная, с радостью подумал Маркел, не утонула, а золотая утонула бы, и что бы он тогда царю показывал?! А так…
И спохватился, утёр губы, стёр улыбку. Посмотрел туда, где бились. Там одни самоеды бегали, утаптывая снег, другие складывали высоченную поленницу для костра, а третьи подтаскивали туда убитых – и своих, и наших. Ермола лежал сбоку, головой к Маркелу, и как будто наблюдал за ним. Или опять хотел сказать, что сон был в руку. Маркел мысленно перекрестился, но не шевельнулся. А потом, не отводя глаз от Ермолы, подумал, что неужели те самоеды, которые его подстрелили, не заметили Бабу? Или она им просто глаза отвела? Отвела, скорей всего, подумалось, ей это пустяк, а вот как болит в боку! Маркел полез за пазуху, положил руку на свежую рану, ощупал. Стрела, получалось, прошла почти мимо – пробила кожу, скользнула по ребру и вышла наружу. Может, тоже Баба отвела, подумалось, ей и такое нетрудно, а кровища это не беда, ещё немного потечёт и перестанет.
А там, где собрались самоеды, бухнул бубен. Маркел осторожно повернулся, стал смотреть. Там подожгли костёр, огонь начал понемногу разгораться, задымил, но Ермолу было видно хорошо и Карпу тоже, а вот остальным не очень. Маркел стал читать отходную, сбивался, начинал сначала. А у костра вышел шаман, начал плясать и петь. Самоеды подхватили песню, потом начали притопывать, потом пошли кругом. Небо было тёмное, солнца не видно, понемногу поднимался ветер. Будет пурга, можно будет уйти, подумал Маркел, они его оттуда не увидят, а ему что, ему идти вдоль берега, пока не дойдёшь, вот и всё. Подумав так, Маркел опять посмотрел на костёр. Тот уже сильно разгорелся, наших уже видно не было. А после…
Ну что? На то они и самоеды. После у них был пурлахтын, и они ещё долго плясали, пели радостно. Потом вывели оленя и зарезали его, пили свежую оленью кровь, ещё плясали.
Потом стало темнеть, да ещё поднялся ветер, запуржило, ни самоедов, ни костра не стало видно. Маркел с опаской приподнялся, вытащил из полыньи нарты, стёр с них наледь. Потом вырезал удобную жердину с крюком, зацепил ею ремни, которыми была обвязана Баба, и начал тащить на себя. Долго тащил, стало уже совсем темно, показалась луна, а он всё тащил и тащил, наконец подтащил к краю, снял рукавицы, вцепился обеими руками в Бабу и начал вытаскивать её на снег. Баба упёрлась, не лезла. Маркел совсем рассвирепел, начал костерить её по-всякому, не помогало. Тогда он опомнился и стал её просить, вымаливать, чтобы она его не погубила. Потом стал ругать совсем по-грязному, молча, конечно…
И вытащил. Она тут же покрылась толстой ледяной коркой. Маркел взвалил её на нарты, оглянулся. У самоедов было тихо, только шаман что-то покрикивал да нет-нет – и бухал в бубен. Маркел, осенив себя крестным знамением, отвернулся и пошёл.
И долго шёл! Луна уже зашла, а он всё шёл и шёл. Ветер стих, небо очистилось, а он всё шёл. Солнце взошло, а он шёл. По левую руку был берег, по правую – болото. Шёл, шёл, опять зашёл в кусты. Нарубил сучьев, поджёг, лёг, заснул. Проснулся от холода, подбросил в костёр веток и опять заснул. Потом опять проснулся, подбросил и уже не мог заснуть. Лежал, смотрел по сторонам, слушал, как дует ветер. Потом из темноты вышел Чухпелек, остановился. Маркел сказал ему садиться. Чухпелек сидел, грел руки, после встал и сказал собираться. «Я не могу, – сказал Маркел, – меня царь ждёт». – «А меня брат, – ответил Чухпелек и опять сказал: – Вставай». Маркел перекрестился, Чухпелек пропал. А уже начинало светать, уже была видна тропа. Маркел обрадовался, начал собираться. Собрался, взялся за постромки, потащил. Сзади вдруг послышалось: а я пожалела тебя, но в другой раз не пожалею! А потом велела: оглянись!
