– Думаешь, мне интересно твое мнение? – спросила Биана.
– А должно быть, – фыркнула Стина. – Ты только посмотри на себя. Держу пари, ты чувствуешь себя такой особенной просто потому, что проявился твой талант.
– Ага, раньше, чем у тебя, – напомнила Биана и вновь исчезла для дополнительного эффекта.
Стина сжала зубы – но лишь на мгновение.
– Да какая разница. Способности не так важны, как все думают.
– Тебе так папа говорит? – вступила Марелла.
– А даже если и так? Погляди на свою семью – у обоих родителей есть способности, а ты все равно сидишь за столиком неудачников.
– Неудачница здесь только ты, – проворчал Дженси.
– Не льсти себе, – Стина вновь повернулась к Фитцу с Бианой. – Вы ведь понимаете, что все теперь говорят о Вакерах? Вас называют семьей предателей.
– Предателей? – переспросил Фитц. – Это с чего это?
Стина поправила свои кудряшки.
– С того. Вы все время якшаетесь с врагом.
Фитц рассмеялся, и вместо недовольства на его лице проявилась жалость.
– Софи нам не враг.
– Ты уверен? – Стина перевела взгляд на Софи, и глаза ее холодно, под стать улыбке, сверкнули. – Так не ты согласилась вылечить невероятно опасного преступника?
– Вы уверены, что мне не стоит ее прогнать? – вновь предложил Сандор.
– Нет, все в порядке, – ответила Софи, и ее голос разнесся по неожиданно затихшей столовой. – И Прентис не преступник.
– Скажи это страже Изгнания – но я не про него. Отец сказал, что ты вылечишь Финтана. А разве не он был связан с пожарами, разошедшимися несколько месяцев назад?
– Откуда ты знаешь?
Насколько Софи понимала, эта информация была засекречена.
– Буду считать, что это «да», – самодовольно сказала Стина.
– Эй, а ты не забыла, что именно Софи помогла справиться с пожарами? – спросил Фитц. – И я уверен, что вылечить Финтана приказал Совет.
– И что? Всем известно, что старейшины не понимают, что делают – с тех пор как пришла она. Половину из них пора менять.
– Достаточно!
Все повернулись к даме Алине, которая направлялась к столику Софи. Ее украшенное рубинами платье свистело на каждом шаге, и во всем зале раздавался лишь этот звук. Добравшись до стола, Алина кашлянула.
– Мисс Хекс. В школе не место клеветам на Совет!
– Я не…
– Я знаю, что слышала. И я не позволю позорить наших правителей – и одну из самых выдающихся благородных семей. Вам. Все. Ясно?
Стина просто стояла – высокая и тощая, она была почти одного роста с дамой Алиной. Но она не стала спорить.
Впрочем, она и не согласилась. Просто поманила своих подпевал и ушла.
– Вы заслужили неделю отработок, – окликнула ее дама Алина. – И я обязательно сообщу вашим родителям.
Софи сомневалась, что Вике и Тимкину будет до этого дело. Она слышала от них слова и похуже.
– Ладно, представление окончено, – произнесла дама Алина, хлопнув в ладоши и повелев всем возвращаться к обеду. – И, мисс Фостер, – добавила она достаточно громко, чтобы все услышали, – если кто-то еще раз скажет нечто подобное, сообщите мне. И вы все тоже.
Она дождалась, пока все одаренные кивнут.
– Хорошо. А теперь ешьте – впереди вас ждет много учебы, вам нужно подкрепиться.
Обычно Софи страшилась длинного пути по кампусу к закрученным Золотой и Серебряной башням, где располагались элитные курсы и ее послеобеденные занятия. Но было приятно наконец-то ускользнуть от всех взглядов и шепотков, вызванных случаем в столовой. Жаль, что у Фитца с Бианой так не получится – в конце концов это по ее вине они оказались втянуты в скандал.
С другой стороны, им не придется терпеть два часа лингвистики с леди Каденс.
Лингвистика была предметом элиты, и одаренные изучали ее только на восьмом, последнем курсе Фоксфайра. Но поскольку выяснилось, что Софи полиглот – эльф, способный инстинктивно разговаривать на всех языках, – Совет решил, что ей нужно начать заниматься заранее. Они даже разрешили ей приходить в обычно закрытую Серебряную башню, хотя она все равно не доставала до сканера ДНК, и ей приходилось ждать мастера Лето, Маяка Серебряной башни.
– Дети… Только сяду обедать – обязательно кому-нибудь понадоблюсь, – пожаловался он, отступая, чтобы впустить Софи.
Она не прошла и пары шагов, как он развернулся так резко, что серебряный плащ со свистом рассек воздух, и захлопнул дверь у Сандора перед лицом.
– Обожаю так делать – он каждый раз будто готов меня придушить, – на пути к прихожей сказал мастер Лето и рассмеялся над собственной шуткой.
Канделябры с колдовским пламенем купали серебряные стены в синих отблесках, а одинокая статуя серебряного единорога – талисмана восьмого курса – будто смотрела прямо на них; мастер Лето приложил свою эмблему Маяка к небольшому черному сенсору, открывая потайное отделение с плащами. Пока Софи находилась в Серебряной башне, ей нужно было одеваться подобающе элите. Так что она взяла серебристый плащ, который укоротили специально для нее, и застегнула его на плечах.
– Слышал, у тебя сегодня веселый день, – сказал мастер Лето, поправляя свои чрезмерно приглаженные гелем волосы, а затем прикладывая ладонь к стене и открывая скрытый проход в башню. – Я давно говорю даме Алине, что надо быть строже. Может, теперь она ко мне прислушается. Здесь ты с подобными проблемами не столкнешься. Серебряная башня в моей власти.
Софи бы с радостью ему поверила. Но когда они вошли в общий зал размером со стадион, полный книжных шкафов, люстр и мягких серебряных кресел, она увидела, что в почти пустой комнате их ждут – сложно было не заметить стоящего у подножия винтовой лестницы эльфа.
Это был Вайли, сын Прентиса.
Глава 16
– Стоит напомнить вам о наказании за опоздание, мистер Эндал? – поинтересовался мастер Лето, для пущего эффекта указывая на свой значок.
Кожа у Вайли была чуть светлее, чем у отца, а черты лица были более резкими. Но глаза были одинаковыми. Такой же формы. Такого же пронизывающего синего цвета. И в них была та же грусть, когда он обратился к Софи:
– Нам надо поговорить.
– Нет, вам надо отправиться на занятие – сейчас же, – сообщил мастер Лето.
Вайли не шевельнулся.
– Я знаю, что ты хочешь спросить, – тихо сказала Софи. – И я…
Она не знала, как закончить фразу.
Вайли не говорил с ней со дня встречи у могилы его матери, когда он рассказал, что отец пообещал, что кто-то его излечит. Бедный парень большую часть жизни провел, лелея слабую надежду – даже когда не знал о существовании Софи. А теперь возможность наконец стала реальностью, и она почти ощущала исходящее от него отчаяние – густое, кислое, как желчь на ее собственном языке.
