Трактор показывался еще раза два или три, потом по дороге проехали одна за другой две грузовые «Газели», минут через сорок после них — знакомая синяя «бочка». Максим проводил ее взглядом, еще раз приподнялся в своем «шалаше» и посмотрел на территорию. Никого, ни одной живой души за почти три с половиной часа наблюдения. Это, если не считать выскочившего на краткий миг из кабины трактора мужичка и то ли охранника, то ли надсмотрщика. Ну, и ворóн, конечно. Как на кладбище, в общем, да и настроение соответствует декорациям. Только вместо тоски и горечи потери копятся и зреют злость и желание поскорее покончить с этим рассадником заразы. Глухие торцевые стены длинных серых сооружений Максим созерцал еще часа полтора. И до тех пор, пока их контуры не расплылись в подошедших сумерках, сидел в своем укрытии, как филин в дупле. Потом поднялся на ноги, попрыгал для разминки на пружинящем под ногами толстом стволе, соскочил на усыпанный длинными пожелтевшими сосновыми иголками снег. И в два прыжка оказался у пустой дороги, пересек ее и остановился у сложенной из серого кирпича глухой — без окон, без дверей — стены здания. Здесь можно не шифроваться, освещение отсутствует, кругом темно и тихо. Только далеко впереди, над ровными крышами, виднеется несколько крохотных ярких пятнышек. Вообще странно это — опоры освещения установлены и вдоль дороги и между зданиями, а фонари не горят. Экономят, что ли? Или с наступлением вечера жизнь здесь замирает окончательно? Сейчас посмотрим.
Максим двинулся вперед вдоль серой стены, смотрел вверх и налево. Над головой — ряд узких маленьких окошек, слева — стена соседнего здания, построенного по такому же проекту, что и первое. И третье, и четвертое, и пятое — все, мимо которых прокрался в тишине и тьме Максим, не отличались одно от другого. И снова никого, территория «Ассортимента», словно необитаемый остров, — здесь остались лишь мертвые, одинаково безликие сооружения и редкие опоры уличного освещения. Ни охраны на площадке, ни собак, даже вороны куда-то подевались. Максим постоял немного перед наглухо закрытыми двойными дверями одного из «бараков», посмотрел на следы трактора, ведущие к дороге, и двинулся по ней направо, к забору. Здесь можно без толку пробегать всю ночь, да еще и надо придумать, как выбраться отсюда. Снова скакать, как белка, по деревьям? «Понадобится — взлетишь…» — Максим вышел на перекресток. Вправо в темноту уходила стена очередного серого сооружения, а впереди образовался просвет. Зданий тут было всего два, одно — по виду — гараж, над обоими воротами слабо мерцают фонари в плафонах, а второе — непонятного назначения. С одной стороны похоже на коровник, только полуразрушенный. Даже в темноте можно рассмотреть, что крыша здания частично провалилась. Максим сделал несколько шагов вперед, замер на месте, прислушался и отбежал немного назад. К «коровнику» приближалась машина, звук работающего двигателя Максим расслышал задолго до того, как она появилась из темноты. Это оказалась грузовая тентовая «Газель», она остановилась возле барака, из кабины выпрыгнули двое. Вернее, выпрыгнул один, с водительского места, а второй вывалился, выполз еле-еле с матюками, шарахнул от души дверцей и потащился к кузову. Первый уже гремел чем-то, возился в темноте и ругался вполголоса. Наконец оба выволокли из кузова нечто, по виду тяжелое, и потащили к бараку. Максим уже переместился к металлической стенке гаража и внимательно наблюдал за происходящим. Дверь барака чуть приоткрылась, и на снегу появилось тусклое мутное пятно света. Изнутри послышались приглушенные голоса, но их тут же перекрыл недовольный рык, потом какой-то тяжелый предмет со стуком грохнули на порог. И тут же следом раздался звон, что-то упало, покатилось — через порог внутрь барака и в снег рядом с ним. Максим ринулся вперед и рассмотрел наконец, что на пороге стоит что-то вроде огромной металлической фляги, а рассыпавшиеся со звоном предметы — круглые и небольшого размера. Чья-то тень попыталась прошмыгнуть за порог, но ее пинком отбросили назад. Охранники (или все же надсмотрщики?) втолкнули флягу в помещение, зашвырнули следом все остальное и захлопнули дверь. «Я не зоотехник, но точно знаю, что коровы из тарелок не едят». — Максим услышал, как в скважине замка поворачивается ключ, рассмотрел почти слившиеся с темнотой силуэты и бросился им вслед. Первый — неповоротливый, с оплывшим лицом и двумя жирными складками на загривке первым и умер. Второй — почти ростом с Максима юркий парень лет двадцати с небольшим успел даже коротко проорать что-то неразборчиво от страха. И упал на бок в сугроб за стеной барака, скорчился, прижимая руки к животу. Нож вернулся в ножны на поясе, Максим выждал несколько секунд, прислушиваясь, и обыскал убитых. Потом сел в кабину «Газели» и отогнал машину в сторону, поставил ее в дальний угол между стенами гаража и сооружения с полуразрушенной крышей. Максим заглушил двигатель, выдернул ключи из замка зажигания и направился к металлической двери, ведущей в барак. Ключ в скважине навесного замка повернулся легко, Максим выдернул дужку из «ушек», бросил замок на снег и прислушался — доносившийся изнутри гул стих. Зато за спиной, с ведущей со стороны леса дороги, донесся звук работающего двигателя, по стене барака скользнул луч дальнего света фар. Максим рванул дверь за скобу ручки на себя, влетел в темное, с протухшим, гнилым воздухом помещение, захлопнул дверь. Машина проехала мимо, гул двигателя стих, и снова вернулась почти могильная тишина. Максим остановился на пороге, вглядываясь в темноту перед собой. Из нее не доносилось ни звука, Максим, как ни прислушивался, не разобрал ничего — ни шороха, ни вскрика. Ничего, кроме дыхания людей — десяти человек, не меньше. Правая рука сама потянулась к карману и сжала рукоять пистолета.
— Кто здесь? — Вместо ответа глухо чиркнула о коробок спичка, и зажегся маленький, слабый огонек. Максим посмотрел сначала на свечной огарок в пустой консервной банке, потом вокруг себя. Их было восемнадцать человек — мужчины разных возрастов, но все же похожих внешне друг на друга. Все грязные, заросшие, в оборванной одежде, у одного обморожены пальцы на руках, второй кашляет, как чахоточный, третий трет грязными пальцами воспаленные красные глаза. И никто из них не решается сделать первый шаг, наоборот, они жмутся к стенам, а тот, со свечкой, уже успел отбежать за спины остальных. И лиц тех, кто оказался к Максиму ближе всех, в темноте уже не различить. Люди пятятся, жмутся к стене, наступают на ноги тем, кто оказался позади них. Помещение тесное и жутко холодное, по стенам в неярком свете свечи Максим увидел двухэтажные конструкции, напоминавшие нары. На них тоже кто-то был, но этот кто-то прятал лицо, отворачивался и закапывался в тряпье.
— Кто вы? Сколько вас? Откуда? — Ответа не последовало ни на один вопрос. Все молчали, и по выражению их лиц Максиму вдруг показалось, что люди просто разучились говорить. Или боятся, потому что запуганы — жизнью и смертью одновременно. Но нашелся один смельчак, спросил хриплым, срывающимся голосом из-за спин остальных:
— А где… они?
«На том свете!» — Максим шагнул вперед, в сторону говорившего, и люди отшатнулись назад. Нога подвернулась на чем-то неустойчивом и скользком, Максим чуть взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, глянул на пол. Это оказалась металлическая миска, до половины наполненная какой-то полужидкой бурдой. То ли каша, то ли суп, то ли все и сразу, как шампунь «два в одном». И вот этим людям платят по две тысячи долларов в месяц плюс премии и отпускные. А также предоставляют дармовое жилье. Ну, здесь, допустим, так оно и есть, кто скажет, что эти четыре стены и почти целая крыша не могут послужить домом для двух десятков бомжей? Или не бомжей. Максим вглядывался в лица людей, и одно почему-то казалось ему знакомым. Он уже видел раньше эти обтянутые кожей скулы, короткую щетину волос на голове и скошенные к правой щеке мутные глаза. Но где именно — вспомнить не мог, как ни старался.