– Не причиняй мне боли, – взмолилась она. – Я сделаю все, что захочешь…
Ровира расхохотался:
– Дорогая, но все, что я хочу, это именно сделать тебе больно. Очень больно. Я заслужил…
Схватив Алисию за волосы, он прижал ее голову к матрасу и провел языком по губам и лицу. Она закрыла глаза, пытаясь незаметно нащупать на одеяле шило. Ровира скользнул по ее телу руками и положил ладонь на искалеченное бедро. Алисия уже коснулась пальцами рукоятки инструмента, когда Ровира прошептал ей на ухо:
– Открой глаза, шлюха. Я хочу видеть выражение твоего лица, когда ты это почувствуешь.
Она открыла глаза, догадываясь, что произойдет дальше. Оставалось только молиться, что сознание покинет ее с первым ударом. Ровира выпрямился, занес кулак и с размаху опустил его на застарелую рану. Алисия издала оглушительный вопль. Ровира, эта комнатушка, свет и холод, сжимавший внутренности, все осталось за порогом восприятия. Существовала лишь боль, она пронизывала до мозга костей, как электрический ток, заставляя забыть, кто она и на каком свете.
Увидев, что хрупкое тело напряглось как струна, а глаза закатились, Ровира усмехнулся. Подняв юбку, он обнажил шрам, черной паутиной оплетавший ногу Алисии, и дотронулся до кожи кончиками пальцев. Ровира наклонился и поцеловал сердцевину раны, а потом ударил Алисию, один раз, другой, и бил снова и снова, пока не расшиб кулак о бедренные кости. Осознав, что из горла Алисии не доносится больше даже слабого стона, он остановился. Она корчилась в судорогах, погрузившись в беспросветную бездну боли. Ровира подобрал шило и обвел острым кончиком сетку темных капилляров, которая просвечивала сквозь бледную кожу на бедре Алисии.
– Посмотри на меня, – приказал он. – Я твоя смена. Я буду намного лучше тебя. Отныне любимчиком стану я.
Алисия взглянула на него с вызовом. Ровира подмигнул ей:
– Вот это моя Алисия!
Он умер с улыбкой. Не заметил, как она достала револьвер, лежавший у нее в левом кармане жакета. В тот момент, когда Ровира ковырнул шилом в ране, Алисия подперла его подбородок вороненым дулом.
– Умная девочка, – пробормотал он.
Через мгновение лицо Ровиры взорвалось облаком костей и крови. Второй выстрел в упор отбросил его назад. Обнаженное тело упало навзничь около кровати. В груди Ровиры дымилась дыра, а в руке он по-прежнему крепко сжимал шило. Алисия бросила револьвер и теперь пыталась освободить правую руку, примотанную к койке. Адреналин приглушил боль, но она знала, что это временно. Рано или поздно боль вернется и повергнет ее в беспамятство. Ей было необходимо выбраться из здания как можно скорее.
Алисии удалось ослабить путы и вытащить руку. Она села на кровати, затем постаралась встать, однако ноги ее не держали, и телом овладевала слабость, причину которой Алисия не понимала. Пришлось выждать несколько мгновений, собираясь с силами. Ей было холодно. Очень холодно. Наконец она сумела подняться. Ее сотрясал озноб, и она ухватилась за стену, чтобы не упасть. Тело и одежда были вымазаны кровью Ровиры. Правую руку Алисия почти не чувствовала, не считая тупой пульсации. Она осмотрела рану, нанесенную шилом. Выглядела рана неважно.
Неожиданно зазвонил телефон, стоявший на ящике около кровати. Алисия подавила крик. Аппарат разрывался около минуты: она завороженно смотрела на него как на бомбу, готовую взорваться в любую секунду. Наконец подняла трубку, поднесла ее к уху и прислушалась, затаив дыхание. Сначала линия молчала, и только сквозь легкий треск (признак того, что звонили издалека) доносилось размеренное посапывание.
– Ты слушаешь? – раздался голос.
Трубка дрогнула в руках Алисии. Голос принадлежал Леандро. Она выронила телефон. Пошатываясь, Алисия направилась к двери и остановилась, поравнявшись с алтарем, возведенным Ровирой. Гнев придал ей сил. Она сходила в цех, приволокла один из бидонов с керосином, стоявших наготове у генератора, и выплеснула горючее на пол. Маслянистая жидкость ручьями побежала в разные стороны, потекла вокруг трупа Ровиры и затянула комнату черным зеркалом, курившимся радужной дымкой. Когда Алисия, покинув каморку, снова проходила мимо генератора, она вырвала из гнезда кабель и бросила его на пол. Алисия стремилась попасть в коридор, открывавший путь на волю, и слышала, лавируя между свисавшими с потолка на веревках манекенами, как громко шипели и трещали позади искры. Внезапно произошла вспышка, и плотная воздушная волна толкнула в спину и закачала окружавшие Алисию деревянные фигуры. Сияющий золотистый шар катился за ней, нагоняя, пока она из последних сил бежала по коридору. Алисия двигалась вперед рывками, шатаясь и наваливаясь на стены, чтобы удержаться на ногах. Никогда в жизни она так не замерзала.
Алисия молила небеса и преисподнюю, чтобы ей не дали умереть в охваченном огнем туннеле, позволив добраться до границы дневного света, брезжившего вдалеке. Бегство длилось бесконечно. Ей казалось, будто она выбиралась из чрева чудовища, проглотившего ее, и карабкалась по глотке в пасть, чтобы не сгинуть в темной утробе. Жар от разгоравшегося в мастерской пламени, заполнивший туннель, не смог растопить лед, сковывавший ее тело в ледяных объятиях. Алисия не смела остановиться, пока не пересекла торговый зал, наконец очутившись на улице. Она вдохнула свежий воздух, почувствовав, как прохладные брызги дождя орошают кожу. К ней наперерез со всех ног бросился человек.
Алисия упала на руки Фернандито, подхватившего ее. Она улыбнулась, но он взирал на нее с ужасом. Алисия положила руку на живот, куда пришелся первый удар. Теплая кровь потекла между пальцами, растворяясь в струях дождя. Она не ощущала боли, только холод. Холод нашептывал ей, что лучше не сопротивляться, нужно лишь опустить веки и забыться вечным сном, обещавшим истину и покой. Алисия посмотрела в лицо Фернандито и снова улыбнулась.
– Не дай мне умереть теперь, – прошептала она.
31
Буря смела с улиц пешеходов и обездолила букинистическую лавку, лишив ее покупателей. Ливень явно зарядил надолго, и потому Фермин предпочел посвятить день хозяйственным делам и трудам созерцательным. Не обращая внимания на удары грома и натиск дождя, похоже, задавшегося целью высадить витрину, Фермин включил радио. Он терпеливо крутил диск настройки, будто вскрывая замок банковского сейфа, пока не нашел трансляцию выступления известного оркестра, заигравшего начало песни «Сибоней». Как только вступили тамбурины, Фермин принялся покачиваться в такт карибским ритмам, возвращаясь к прерванному занятию: он реставрировал шеститомное издание «Парижских тайн» Эжена Сю, стараясь придать ему товарный вид. Даниэля он назначил помощником на подхвате.
– Подобное я танцевал со своей мулаточкой в «Тропикане» в Гаване, когда был молод и еще имел приличные бедра. Ах, какие у меня остались воспоминания… Если бы вместо любовного пыла я был наделен литературным даром, то написал бы «Тайны Гаваны», – заявил он.
– Эрос выиграл, Парнас много потерял, – заметила Беа.
Фермин направился к ней, раскинув руки, играя бедрами и отбивая ногами ритм «клаве».
