4 мая был обнаружен труп в окрестностях Камаиси, 7-го – в Гумме; потом, как я и предполагал, наступила пауза – остальные три тела я закопал глубоко. В Косака труп нашли 2 октября, в Икуно – 28 декабря, спустя девять месяцев после моей поездки, и, наконец, в Ямато – 10 февраля 1937 года.
В управлении только и говорили о серийных убийствах, а я себе места не находил. По иронии судьбы, спасло меня другое дело – дело Сада Абэ
[40].
Я хорошо помню, как ее арестовывали. Это было в полшестого вечером 20 мая. Сада Абэ взяли в гостинице у станции Синагава, где она зарегистрировалась под именем Нао Овада. Окрестности Синагавы по территориальной принадлежности входили в зону ответственности управления Таканава. В аресте участвовал наш сотрудник по фамилии Андо. Следствие по делу Сада Абэ поручили вести управлению района Огу, но, несмотря на это, в тот вечер сослуживцы поздравляли отличившегося Андо и выпили за его здоровье. Да и потом в управлении еще какое-то время вспоминали это дело. Оно мне здорово помогло, позволило уйти от мрачных мыслей.
В июне я получил возможность ознакомиться с записками Хэйкити Умэдзавы, размноженные на гектографе копии которых следственные органы разослали для изучения во все полицейские управления. Так что планы Хэйкити по созданию Азот были мне известны, однако насчет их реализации у меня оставались сомнения. Все убитые девушки были небольшого роста, но как человек, развозивший их трупы, я понимал, что, укоротив тела на двадцать-тридцать сантиметров, их легче транспортировать. Преступнику по какой-то причине нужно было развезти тела убитых по разным районам, и чтобы облегчить задачу, он их расчленил. Однако я никак не мог понять, зачем понадобилось разбрасывать трупы по всей Японии.
Эта мысль не давала мне покоя. В конце концов я решил, что все эти убийства совершил маньяк, одержимый идеей Хэйкити сотворить Азот. Ничего другого просто не приходило в голову. Рационального объяснения, зачем надо было расчленять тела и оставлять в разных местах, я найти не мог. Получается, я помогал маньяку!
Но вопросов по-прежнему оставалось много. Выбор мест, где нужно было закопать тела, как-то связан с астрологией, но почему в Ямато и Икуно пришлось рыть могилы глубже, чем в других местах? И почему в Хосокура тело можно было просто бросить, не закапывая? У Хэйкити об этом ничего не говорится, но здесь, видимо, тоже завязана астрология.
Мне вдруг пришло в голову, что преступник хотел поставить время обнаружения тел в зависимость от глубины вырытых для них могил. Однако если это так, зачем ему было нужно, чтобы тела, похороненные в Косака, Ямато и Икуно, нашли позже остальных? На этих телах не было ничего, что их отличало бы. Никаких особенностей или повреждений, которые могло бы скрыть разложение тканей. Я же осматривал тела. Предположим, преступник хотел, чтобы их нашли как можно позже. В таком случае почему бы не похоронить их в других рудниках или где-нибудь подальше? Тогда и глубокие могилы рыть не понадобилось бы. Тела обнаружили сравнительно быстро благодаря запискам Хэйкити. Не будь его записей, отыскать трупы было бы куда сложнее. Даже не закапывая, их можно было спрятать так, что вовек не найдешь. Зачем понадобилось распределять тела по рудникам в строгом соответствии с указаниями Хэйкити? Должно же быть какое-то логическое объяснение. Неужели дело только в фанатичной вере в астрологию, в помешательстве своего рода?
Оставался еще один невыясненный вопрос, еще более важный. Глупо думать, что все женщины из клана Умэдзава – шпионки (Кадзуэ оставим в стороне). Раз так, то человек или люди, назвавшие себя «Обществом фазана», обманом навязали мне грязную работу по уборке трупов. Как с этим связана Кадзуэ? Получается, что именно она заманила меня в ловушку. И это было сделано намеренно. Конечно, нельзя полностью исключать, что преступник мог случайно воспользоваться нашей интимной связью, но такой вариант выглядит совершенно противоестественно. Преступление очень хорошо спланировали. Это видно по всем признакам. С самого начала было ясно, что жертв будет шесть. Потом стали подбирать подходящего человека, который убрал бы трупы. Я на эту роль подходил как нельзя лучше. Водительские права имеются; кому, как не офицеру полиции, легче всего отмазаться, если машину с телами убитых остановят и захотят осмотреть… Никто из гражданских, будь он даже врач или ученый, не смог бы вывернуться. Никому в голову не пришло бы, что полицейский способен на такое преступление. Потому меня и выбрали. Логично полагать, что Кадзуэ была в сговоре с преступником или преступниками.
Но почему тогда ее убили? Чтобы шантажировать меня? Значит, смерть Кадзуэ была запрограммирована с самого начала. Она знала, что будет убита, и, несмотря на это, согласилась пожертвовать собой ради убийцы? Или не подозревала, какая участь ей уготована, и преступник использовал ее, придумав, для чего требуется заманить меня? Что же ему было нужно? Он знал, что будут трупы, и хотел заставить меня убрать улики. Вот какая была цель. То есть мою связь с Кадзуэ он собирался использовать как средство шантажа?
Можно выдвинуть еще одно, оригинальное предположение. Преступницей является Кадзуэ. Она убила девушек, заранее написала письмо, чтобы шантажировать меня, соблазнила и представила дело так, будто убийства совершил кто-то другой. А потом покончила с собой. Я получил лишь одно письмо. Больше писем не было. Прочитав его, я растерялся и даже собрался написать ответ: мол, я ни в чем не виноват. Но на конверте не оказалось адреса отправителя, так что опровержение посылать было некуда. Может, к тому времени отправительницы уже не было в живых?
Впрочем, ничего такого быть не могло. Прежде всего потому, что Кадзуэ умерла от удара по затылку. Следы крови на трюмо, конечно, можно было нанести заранее (хотя на теле Кадзуэ ран, способных вызвать кровотечение, за исключением смертельной, обнаружено не было), но как можно совершить самоубийство, ударив себя по голове сзади? Тем более что орудием убийства оказалась стеклянная ваза. Как ни посмотри, получается, что Кадзуэ убили.
И, наконец, решающий аргумент, подтверждающий этот вывод: день, когда я повстречал Кадзуэ (он же день ее смерти), – 23 марта, между тем как все шесть погибших девушек утром 31 марта были еще живы. Мертвая Кадзуэ никак не могла их убить.
А когда арестовали Масако Умэдзаву, картина стала еще более запутанной. Я даже за голову схватился. Она вроде как призналась в убийствах, но разве женщина способна на такое? Я хотел посетить ее в тюрьме, чтобы поговорить, но подходящего предлога для этого найти не смог.
Судьба сыграла со мной злую шутку. Я оказался втянутым в ужасное преступление, попался в ловушку, подстроенную убийцей. Но каким бы ни было преступление, даже если речь идет о таких громких делах, как дело Симоямы
[41] или дело «Тэйгин»
[42], с прошествием времени острота его восприятия людьми обычно ослабевает.
