В общественном мнении прочно укоренилась версия о причастности к делу Умэдзава спецслужб, активно действовавших в предвоенный период. В связи с этим, возможно, надо было еще раз попробовать выяснить, не стояли ли за порученным мне почти тридцать лет назад делом спецслужбы.
Еще вопрос: если среди людей, которых упоминал в своих записках Хэйкити, есть преступник, являются ли все убийства – Хэйкити, Кадзуэ и шести девушек – делом его рук? Или же преступников было несколько?
Поиски Азот активно продолжаются и сейчас, хотя я смотрю на это весьма скептически. Насколько мне известно, убийства, совершенные кровными родственниками, довольно часто сопровождаются расчленением тел жертв. Особенно много таких случаев в провинции. Наряду с ненавистью, испытываемой убийцами к своим жертвам, за этим стоит практический расчет – расчлененное тело легче перевезти, спрятать. Думаю, «убийства по Зодиаку» не являются исключением. Хотя, конечно, чтобы разобраться с шестью трупами, пришлось как следует поломать голову.
Чрезмерно увлекаться темой Азот, на мой взгляд, не стоит, и тем не менее, если отсутствовавшие у тел убитых девушек части действительно были собраны в одном месте, вряд ли это все устроили, чтобы сотворить из них какое-то чучело, о чем ходило так много разговоров. Вероятно, они были похоронены где-то в родных местах Хэйкити или на кладбище, где находится его могила. Преступником мог быть земляк либо подражатель Хэйкити, устроивший весь этот кошмар ради своего вдохновителя.
Но, побывав на семейной могиле, в которой покоился прах Хэйкити, я увидел тесно поставленные надгробные камни членов его семьи и зацементированную дорожку. Похоронить там еще кого-то не получилось бы. Можно было сделать это поблизости, на свободном месте, но определить что-либо самостоятельно я не смог.
Итак, предположим, что мы имеем дело с идейным последователем. Хэйкити Умэдзава был не из тех, кто легко сходится с людьми, круг его общения ограничивался посетителями галереи «Медичи» и бара «Хурма». В «Медичи» он появлялся относительно часто, в «Хурму» заглядывал где-то раз в месяц и к завсегдатаям этого заведения явно не относился. Бывал он в других местах, в районах Химонъя и Дзиюгаока, но, похоже, предпочитал пить один и не сближаться ни с хозяевами этих заведений, ни с постоянными клиентами.
По данным следствия, чтобы пересчитать людей, перед которыми Хэйкити мог открыть душу, хватило бы пальцев на руках.
Хозяйка «Хурмы» Сатоко на удивление хорошо ладила с молчаливым Хэйкити. Через нее он познакомился с некоторыми завсегдатаями бара. Один из них упоминается в записках Хэйкити. Это владелец фабрики манекенов Гэндзо Огата.
Принадлежавшая ему фабрика тогда находилась в районе Мэгуро, недалеко от бара «Хурма». Работали на ней человек пятнадцать, а сам хозяин считался в округе человеком достойным. В 1936 году ему было сорок шесть, вдовствующей Сатоко – тридцать четыре. Скорее всего, Огата имел какие-то виды на нее, поэтому появлялся в «Хурме» почти каждый вечер около восьми.
Похоже, он заинтересовал Хэйкити, недаром после знакомства тот четыре или пять дней подряд кряду наведывался в «Хурму». Даже побывал у Огаты на фабрике. Именно от него исходила инициатива. Отношения между ними были не настолько близкими, чтобы Огату могли увлечь идеи, вынашиваемые Хэйкити.
Огата имел склонность выставлять себя перед Сатоко человеком редких качеств, смелым и благородным, состоявшимся бизнесменом, который сделал себя сам, и поглядывал свысока на заурядного тщедушного ремесленника, малевавшего какие-то картинки. Представить, что этот тип ради Хэйкити мог пойти на такое преступление, совершенно невозможно. И уж конечно, Хэйкити не стал бы изливать душу этому человеку, выкладывать перед ним самые потаенные мысли и страстные желания, связанные с Азот.
Помимо всего прочего, во время убийства Хэйкити Огата до глубокой ночи находился у себя на фабрике – поступил срочный заказ. Так что у него было алиби. И решительно никаких мотивов убивать Хэйкити. На день убийства Кадзуэ представить алиби он не смог, зато во время «убийств Азот» был либо на работе, либо сидел в «Хурме». Алиби почти сто процентов.
Больше подозрений вызывал работавший у Огаты человек по фамилии Ясукава. Хэйкити познакомился с ним, когда приходил посмотреть фабрику. Спустя несколько дней Огата привел Ясукаву в «Хурму». Там они встретили Хэйкити, вместе выпили. Таких встреч было всего две. Общался ли Хэйкити с Ясукавой где-то еще, кроме «Хурмы» и фабрики, точно неизвестно, и нельзя исключать, что он мог поделиться с новым знакомым своими горячими чувствами к Азот.
Что касается убийства Хэйкити, то, поскольку Ясукава работал у Огаты, ситуация у него была аналогичная. Отсутствие мотивов и почти стопроцентное алиби. По убийству Кадзуэ с алиби тоже был порядок, а вот с «убийствами Азот» оставались неясности.
Возможно, следствию надо было копнуть поглубже, когда шла работа с Ясукавой. Тогда ему было двадцать восемь. Его призвали на войну, он получил ранение, но выжил. Поселился в Киото. Он – один из немногих еще живых персонажей, имеющих отношение к делу семьи Умэдзава. Адрес его я знал. Надо бы с ним повидаться, пока он не умер, думал я.
Был еще один художник, живший недалеко от «Хурмы» и встречавшийся с Хэйкити. Его звали Тосинобу Исибаси. В 1936 году ему исполнилось тридцать – столько же, сколько мне было тогда. Его семья вела торговлю чаем, поэтому живопись для него служила скорее увлечением, чем профессией. Он торговал чаем, а когда позволяло время, писал картины, участвовал в выставках. Мечтал побывать в Париже. За границу тогда мало кто ездил, поэтому Исибаси часто заглядывал в «Хурму» послушать рассказы Хэйкити о Франции.
Исибаси по-прежнему управлял семейным бизнесом. Его магазин находился в районе Какинокидзака, там же, где была «Хурма». Я посетил его, и он рассказал, что прошел войну, чудом остался жив. Живопись забросил, зато его дочь окончила художественную школу. Он только что вернулся из Парижа – города своей мечты – и отыскал там ресторан, о котором ему говорил Хэйкити. «Представляете, он стоит на том же самом месте!» – с волнением сообщил мне Исибаси.
По его словам, он встречался с Хэйкити в «Хурме» несколько раз, однажды заглянул к нему в мастерскую в Охара, но прием ему не очень понравился, и больше он туда не наведывался. Хэйкити был неразговорчив, но случалось, в него будто кто-то вселялся, и он говорил без умолку. У художников такое часто бывает, сказал Исибаси.
Он угостил меня чаем. Его подавала милая круглолицая девушка. Время от времени она заглядывала к нам и почтительно выполняла все, что говорил ей Исибаси. Жена его тоже оказалась очень приятной и душевной женщиной. Невозможно подумать, что такой человек мог быть причастен к страшному, темному преступлению, в котором я пытался разобраться. Мотивов у него не было, с алиби – полный порядок. Исибаси пригласил меня заходить к ним, если выберу время. Мне показалось, что он говорил искренне, а не просто отдавая дань вежливости. И я подумал, что не прочь еще как-нибудь заглянуть к нему.
За исключением Огаты, Ясукавы и Исибаси, с посетителями «Хурмы» приятельских отношений у Хэйкити не было. Из этой тройки подозрения у меня вызывал только Тамио Ясукава.
