Букинист вяло махнул рукой и откинулся в кресле.
– Да. Именно так, – Кирилл кивнул. – Долой привилегии хай-теков, долой оккупацию, долой Цербера. Глобальная система слежения и оболванивания – сама по себе зло. Вы просто к ней привыкли, поэтому существующий порядок вещей вам чем-то неправильным не кажется. Обладание таким инструментом любую власть развращает. Вот и вас развратил.
– Сопляк… – устало покачал головой букинист. – Цербер ведь не только система слежения. Он управляет, он защищает, он облегчает людям жизнь. Но ты еще не дорос до понимания того, как устроен мир. Подумать только, а ведь я берег тебя, даже хотел сделать своим преемником. Видишь, тебе смешно. А мне не очень! Без пастуха «глисты» сожрут весь организм. Боярам нужен царь, и из тебя мог бы получиться хороший царь. Давно Россией не правил русский… Подумай, какие возможности открывались перед тобой! Цербера ведь можно использовать для воспитания масс в духе добра и справедливости. Я надеялся, что ты подрастешь, оперишься и сможешь взять штурвал в свои руки. Но ты предпочел путь разрушения, путь предательства…
Кирилл задумался. Взять штурвал в свои руки и не смотреть, куда катится мир, – катить его в нужную сторону.
Имея такую власть, можно провести реформы, наказать виновных, накормить голодных, уравнять граждан в правах и заключить мир. Цербер идеальный помощник, которого невозможно купить или переманить, который не предаст. Карающий меч справедливости, недреманное око, учитель и наставник. Поработать как следует, навести порядок. Кое-кого прислонить к стенке, а остальным создать такие условия, чтобы быть сволочью стало неуютно. Твердой рукой повести людей к счастью. С детских лет выращивать из человеков людей, присматривая за каждым шагом. Надо только дать Церберу соответствующие указания, и он все сделает. Страна вздохнет с облегчением, грязь осядет, честные, работящие люди займут положенное место… Тут было над чем подумать. Но как при этом остаться самим собой?
– Нет! Тот, кто дракона убьет, сам драконом станет. Определенно, я не хочу стать драконом. Вы десять лет у руля, и что, от этого меньше бедных и голодных стало? Вы страну в военный лагерь превратили, и ради чего? Пусть народ сам решает, как ему жить!
Старик дернул плечом:
– Нар-род, говоришь? Народ туп, глуп и достоин только пулеметов. Наше дело их держать в стойле, в сытости, приучать к чистоте, наукам учить. Если хочешь людям помочь, дай им то, что нужно, а романтические сопли жуй под одеялом!
– Да, но это их жизнь, их выбор!
Букинист безучастно махнул рукой:
– Думаешь, им нужна свобода, равенство и братство? Простые люди привыкли к системе. Ты, романтик хренов, разрушишь их мир, не дав ничего взамен. Одной свободой сыт не будешь – людям нужно что-то надевать, что-то есть, они хотят жить и растить детей. А ты готов их этого лишить ради призрачной свободы и идеологических миражей. Подумай, ты же не дурак! Да, система не идеальна. Да, она жестока. Но где гарантия, что новая будет лучше? После каждой революции система воспроизводит себя, меняются лишь элиты. Для простого народа все остается по-старому.
– Я знаю, – вздохнул Кирилл. – Так всегда бывает – при любых изменениях больше всего не те, кто все затеял, страдают. Но другого выхода нет, это как горькое лекарство, которое надо выпить. Даже если потом все снова, как раньше, станет. Как вы сами сказали – система воспроизводит себя. Но это другие люди будут и другое общество.
– Ты такой же, как твой отец, упрямый идеалист. Только он, в отличие от тебя, не предавал интересы страны. Он хотел заключить с арабами мир… а ты просто сдашь нас без боя. Без Цербера армия обречена, и ты это знаешь. Халифат захватит Федерацию, русские, о которых ты так заботишься, попадут…
– Эх, дядя Конрад, а ведь он вашим другом был… – перебил старика Кирилл.
У него закружилась голова. Он вспомнил, как сидел на раскладном стульчике возле разрытой могилы, куда только что опустили закрытый гроб. Как трижды хлестнул залп… как по лицу дяди Конрада текли слезы.
– А ты думаешь, это легко? Легко убить лучшего друга? Нет ни дня, когда бы я не вспоминал об этом. Но интересы дела превыше всего. Я не мог, слышишь, не мог поступить иначе!
Кирилл отвернулся, презрительно, с оттяжкой, плюнул на пол. Старик вскочил, закричал, сверкая глазами и раздувая ноздри. Маску безмятежного спокойствия как ветром сдуло.
– Исламская чума должна быть уничтожена! Никакого мира с арабами! Никакого мира! Только война до победного конца! Еще ничего не кончено!
– Так вот в чем дело… Ненависть… Месть…
Кирилл усмехнулся, покачал головой. Столько жертв, столько усилий, целая страна, живущая войной, – и одинокий, одержимый местью за погибших родных старик, дергающий за ниточки.
Бледный как смерть букинист упал в кресло.
– Месть? – простонал он. – А то, что ты делаешь, не месть? Может, ты с этими ублюдками хочешь кальян курить? Надеешься поиграть в войнушку и разойтись по домам? У нас нет выбора! Или мы, или они…
На бледном, осунувшемся лице сильнее проступили морщины. Трясущиеся руки достали из кармана упаковку таблеток, положили белый кругляш под язык.
– Дядя Конрад, знаете, вы кое-что упустили, – задумчиво сказал Кирилл. – Даже странно… Всю эту сволочь вы только потому за задницу держите, что вам есть, что им предложить. Вы можете все дать и все отнять. А мне вам нечего предложить. Мне ничего от вас не нужно, и вам у меня ничего не забрать… поздно спохватились.
Старик развел руками:
– У тебя была возможность сделать все по-справедливости. Но ты струсил и сбежал! Жаль, у меня были на тебя большие планы. Я берег тебя все эти годы не просто так. Да убери ты эту улыбочку с лица, смотреть противно! Это я приказал отпустить тебя из тюрьмы, это я снабжал тебя деньгами через этого торгаша, как его… Это я направил к тебе инженера, когда ты валялся под забором.
– Это вы Хелен об облаве предупредили, – догадался Кирилл.
Букинист кивнул, потер виски и сгорбился.
– Сколько там времени осталось?
– Семь минут, – ответил Кирилл.
Последний раз взглянул в полные боли, усталые глаза букиниста, встал и направился к выходу. Он знал, что дядя Конрад не станет стрелять ему в спину. И тот не выстрелил – двух слов хватило, чтобы Кирилл остановился как вкопанный.
– Хелен жива, – старый букинист сказал это очень тихо.
Но Кирилл услышал – повернулся, бросился к старику, встряхнул:
– Что? Что вы сказали?
– Жива твоя Хелен. Она в надежном месте, мои люди ее охраняют. Я ждал, пока ты перебесишься, чтобы вернуть ее тебе: царю нужна царица.
– Где она? Говори! Говори, старый черт!
– Пора взрослеть, сынок, – прошептал букинист. – Пора брать на себя ответственность.
Кирилл провел рукой по лицу. Раз Хелен жива, надо ее найти. Сделать это можно только с помощью Цербера, которому осталось жить пять минут… значит, надо спешить. А дальше… дальше можно решить, что делать, куда катить мир.
