О, а еще маленькое пианино. Она не способна была существовать без него: жизнь просто была ей не мила. Его она тоже поставила в библиотеке, полагая музыкальные паузы между работой и размышлениями целебными.
Единственным ее компаньоном (не считая Стивена Глэнвилла, заглядывавшего к ней два-три раза в неделю, живя совсем рядом) был силихем-терьер Джеймс. Он был игрив и прекрасно воспитан (речь о Джеймсе, а не о Стивене) и составлял ей компанию в прогулках по Хэмпстед-Хис: четыремстам двадцати акрам чудесных газонов, прекрасно подходящих для пикников или пеших прогулок. Какое было блаженство сидеть, понемногу поедая яблоко, и смотреть на покрытые рябью озера, где катались на лодках влюбленные парочки!
Но сейчас была зима, на газонах лежал снег, так что ей оставалась только работа: работа в больнице днем (иногда вечерами) и поздним вечером в библиотеке над романами, рассказами и пьесами. Мало кто догадался бы, что для Агаты создание текстов было обязанностью такой же скучной, как мытье посуды, такой же тяжелой, как колка дров… даже более тяжелой – и что она предпочла бы проводить время, что-нибудь готовя на кухне, работая в саду или гуляя с (отсутствующим) мужем. А еще лучше было поехать с Максом на раскопки, под чудесное палящее солнце, чтобы капли трудового пота красиво стекали у нее по щекам, пока она помогает любимому мужчине в его по-настоящему важной работе (в противоположность ее собственной пустяковой «карьере»).
И все-таки каким-то образом – если не по природной склонности, то за счет затраченных времени и усилий – она стала писателем, и литературный труд ее никогда не отпускал. Даже сейчас, сидя в непринужденной обстановке ресторанчика на Лаун-роуд – утром в четверг, респектабельно выглядящая матрона (уже матрона! какой ужас!) в практичном коричневом костюме и кремовой шелковой блузке – она набрасывала в небольшом блокноте сюжет и особенности персонажей следующего романа о Пуаро.
…Блокноте, довольно похожем на те, в которых сэр Бернард Спилсбери фиксировал данные реальных преступлений.
И это заставило ее ужаснуться собственной бесчувственности. Как и Макс, сэр Бернард занимался важным делом. Его блокнотные записи относились к реальным тайнам, а не к вымыслам. Какую пользу в этом раздираемом войной мире могут принести ее труды?
Единственный ответ, приходивший ей в голову, был, вероятно, эгоистичным самооправданием: вспомнив курсанта-летчика, с которым накануне познакомилась, Агата поняла, что ее глупенькие романы приносят этому будущему герою утешение, ненадолго отвлекая его от проблем реального – и очень неприятного – мира.
Она не знала, можно ли удовлетвориться таким оправданием.
Попивая кофе (предпочтение этого напитка чаю рассматривалось почему-то как непатриотичное), Агата внезапно вспомнила сон, который видела этой ночью. Обычно сны забывались в считаные секунды по пробуждении, но порой могли помниться так ярко, что она заносила их в один из своих блокнотов… никогда не знаешь, какая именно мысль окажется полезной в писательском деле.
Причина, по которой этот сон вернулся к ней настолько цельным, была достаточно проста: это был повторяющийся сон – сон, который она видела (с различными вариациями) много-много раз…
Кошмар пришел из детства, в нем фигурировал персонаж, которому она дала прозвище «Стрелок»
[5]: красивый солдат-француз в пудреном парике и треуголке, с мушкетом. Глаза его были завораживающе, пронзительно голубыми. Герой ее ночных фантазий не совершал ничего угрожающего, тем более не стрелял в нее, но само его присутствие и в особенности неуместность оного пугали.
Потенциально опасный персонаж из сна впервые появился на детском празднике: он вошел и попросил, чтобы его приняли в игру. В более поздних вариантах он обнаруживался сидящим за чаем среди благодушных друзей и родственников Агаты – порой в мгновение ока ее мать, сестра или подруга замещались голубоглазым Стрелком. Иногда она шла по берегу с кем-то из друзей – и тут, внезапно, вместо них оказывался он со своим мушкетом.
Агата была убеждена в том, что в сне нет примитивно-фрейдистского аспекта: она была совсем маленькой, когда Стрелок появился впервые, да и в психологии она разбиралась достаточно хорошо, чтобы знать, что персонаж должен был бы стрелять или хотя бы угрожать, чтобы можно было найти в этом сексуальную подоплеку.
Однако сам Фрейд ведь сказал, что иногда банан – это просто банан, – верно?
И она не могла припомнить, что в детстве читала (или слушала) какую-то книгу, где было столь яркое описание солдата, заронившее в ней это зерно страха.
Самые неприятные сны приходили во время ее брака с Арчи. Даже до того, как их отношения стали портиться, ей снился голубоглазый Арчи в мундире Великой войны, преображающийся в голубоглазого Стрелка. Жуть до чего было мало разницы между этим фантазмом и реальным Арчи, и сколь же малым выходило необходимое превращение.
Странно, ведь верно? Уже в детстве она инстинктивно понимала, что люди не всегда такие, какими кажутся, даже друг или родственник могут стать кем-то… чем-то зловещим. Возможно, именно поэтому ее тянуло писать книги, в которых насилие и угроза прячутся под будничной повседневной жизнью.
– Мне крайне неприятно прерывать размышления, – произнес знакомый голос.
Она подняла глаза. Стивен Глэнвилл, с типично дьявольской ухмылкой на красивом лице с ямочкой на подбородке. Щеголеватый, в академичном светло-сером твидовом костюме с темным галстуком-бабочкой, Стивен держал под мышкой сложенные газеты и опирался на спинку стула, стоящего напротив.
– Присоединяйтесь, пожалуйста, Стивен.
Он присел.
– Вы казались совершенно ушедшей в себя. Надеюсь, вы задумались над хитросплетениями сюжета нашего египетского детектива.
Археологи по природе своей были людьми настойчивыми.
– Правду говоря, я возилась с новой идеей для Пуаро.
– А мне казалось, вы терпеть не можете этого маленького ублюдка… прошу простить мне мой французский.
– Стивен, пожалуйста. Что бы я ни думала про это чудовище, он популярен у читателей, а их мнение важнее моего… А разве вы не должны быть в Уайт-холле?
Он посмотрел на часы:
– Должен быть через полчаса. Зашел выпить чашечку и поздороваться.
Официантка принесла чай, и он добавил:
– Я рад, что вас застал.
– Приятно, когда тебя ценят… А почему?
– Значит, вы еще не видели прессу?
Он развернул газеты, и верхней оказалась отвратительная бульварная газетенка. Заголовок вверху страницы вопрошал: «В ЛОНДОНЕ НОВЫЙ ПОТРОШИТЕЛЬ?»
– Я не читаю «Новости со всего мира», – заявила Агата с чопорным возмущением.
– Видимо, кто-то из Ярда получает от них деньги. Даже несколько «кто-то», судя по различным историям.
