Закончив письмо (три машинописные страницы) и приготовив его к отправке, она пересела в мягкое кресло, прихватив с собой кипу бумаг.
Верстку романа «Труп в библиотеке» доставили вчера из издательства «Уильям Коллинз и сыновья». Оно вполне восстановилось после бомбежки в декабре 1940 года, хотя отвратительное состояние их документации внесло свой вклад в ее нынешние финансовые проблемы. Склад издательства на Патерностер-роуд тоже пострадал – и само издательское дело оставалось рискованным из-за того, что поставки бумаги сократились настолько, что составили очень малую часть довоенного объема.
Остальная часть утра ушла на корректуру текста нового романа с Джейн Марпл. Агата убедилась, что ей симпатична мисс Марпл и что она вполне довольна книгой (что случалось редко, поскольку она была суровым критиком собственных работ), и настроение у нее поднялось.
В какой-то момент она прервалась, отправившись на кухню за яблоком. Джемс пошел за ней, и она выдала ему половинку печенья (даже собакам были установлены нормы) – и тут вдруг поняла, почему ей было так грустно.
Дело было не в Максе – не только в нем…
То вчерашнее место преступления – она осматривала его бесстрастно, с клинической отстраненностью медицинской сестры, с очерствевшим взглядом военного корреспондента. Ее ни разу не затошнило, ей не стало неприятно. Это не было маской: это далось совершенно естественно.
Но теперь, когда она вернулась к себе, где писала свои смертельные пустячки, прячась от войны и отсутствия мужа, изуверское убийство той женщины нависло над ней тучей – громыхающей, темной, давящей, обещающей грозу.
На несколько мгновений она замерла в кресле, рядом с которым снова свернулся Джеймс (ведь пулеметные очереди пишущей машинки смолкли), с листами нового романа на коленях, размышляя, не следует ли ей устраниться от расследования. Она уже вовлекла в него друзей и коллег и, хотя, конечно же, сознавала, что обязана помогать полиции в ее работе, ей было неловко из-за причиненных им неудобств.
По иронии судьбы, общество актеров нравилось Агате именно потому, что их существование было оторвано от реального мира. В военное время она расслаблялась, оказавшись среди театральной публики, потому что для этих больших детей, чья профессия состояла в воплощении фантазий, мир театра и был реальным миром. Истерзанный Лондон, где шла война, был непонятным кошмаром, затянувшимся нескончаемым неудобством, мешающим им вести свою собственную по-настоящему важную жизнь.
Они говорили только о театре: о коллегах-актерах, режиссерах и продюсерах. Единственно важные события в мире были те, что происходили в мире театра. Единственное упоминание о войне было связано с «Ассоциацией зрелищных мероприятий».
Ее это неимоверно радовало.
И вот теперь она все испортила, введя в актерский мир убийство – реальное убийство.
Едва лишь эта мысль пришла ей в голову, как зазвонил телефон. По телу пробежала дрожь, не имевшая отношения к зимней погоде: если это сэр Бернард или инспектор, то, весьма возможно, убита еще одна женщина.
Если это так, не следует ли ей вежливо отказаться от общения с ними? Или откликнуться на призыв?
Ну, на звонок она, конечно, ответит. Она встала, захватив блокнот и карандаш, и пошла к телефону у лестницы.
И это действительно оказался Гриноу.
– Ох, Тед, – сказала она, – надеюсь, нового убийства не было.
– Не было, – подтвердил баритон с приятной хрипотцой. – По крайней мере, по нашим сведениям. И я буквально подскакивал все утро при каждом звонке – боялся еще одной такой находки.
Почему-то было приятно узнать, что они с опытным инспектором думают и реагируют одинаково.
Инспектор звонил «просто справиться», но у него было немало новой информации. Во-первых, он продиктовал новый телефонный номер для связи.
Он устроил штаб расследования в одном из кабинетов полицейского участка на Тоттенхэм-корт-роуд, откуда руководил систематическими обходами Паддингтона и Сохо. Все «лучшие ресурсы» Скотланд-Ярда были мобилизованы, выдвинув в Вест-Энд весь сильно урезанный из-за войны состав полиции. Листовка с описанием последнего клиента Эвелин Оутли, полученным от ее соседки, уже широко разошлась.
– Мы беседуем со всеми известными нам проститутками, – сообщил он, – спрашивая каждую, не попадался ли ей в последнее время при затемнении клиент, склонный к насилию, – и не знакома ли она с той, кому попадался.
Около тумбочки с телефоном стоял стул, и Агата села.
– Это оказалось полезным?
– В какой-то степени, однако пока все относится ко второй категории: девушки слышали какие-то истории от других. Сведения только из вторых рук.
– Хочется надеяться, что этого будет достаточно, чтобы продвинуться вперед.
– Есть два многообещающих направления. Мы слышали жалобы на «грубого клиента», которые выдает себя за незаконного сына некого члена Палаты лордов. Щеголяет преувеличенным псевдооксфордским произношением и требует, чтобы его называли герцогом.
– А настоящее имя у него есть?
– Он его ни разу девицам не называл, и их описания расплывчаты и противоречивы. Внешность у него привлекательная: на этом они все сходятся, но ему дают то двадцать пять, то тридцать пять – и любой другой возраст между этими двумя. Очень хорошо одет, как и подобает при его притязаниях. Швыряет деньгами. Глаза у него вроде голубые, а вроде карие, и… Ну, в общем, вы поняли, в чем проблема.
– А может его история относительно благородного, хоть и непризнанного происхождения быть правдой?
– Не исключено, но скорее всего это просто фантазия, для воплощения которой в реальности он и нанимает девиц. Это довольно характерно для дам легкого поведения и их «мужчинок».
– Вы упомянули два направления. Какое второе?
– Ага, да… Говорят, что некая Филлис О’Двайер была на волосок от гибели из-за особенно несдержанного клиента. Три ее подруги рассказали одну и ту же историю.
– А что говорит сама Филлис?
– Похоже, она где-то затаилась. Перепугалась до полусмерти. Мы ищем.
– Вот это действительно звучит интересно. – Агата делала записи. Похоже, инспектор был готов отвечать на ее вопросы, так что она продолжила: – А сэр Бернард смог найти какие-то важные вещи?
– Ну, он твердо заявил, что ни в одном из трех случаев изнасилования не было. И передал старшему инспектору Черриллу несколько предметов для снятия отпечатков пальцев.
Для дактилоскопии Фред Черрилл был тем же, кем сэр Бернард Спилсбери для судебной медицины: в Скотланд-Ярде в этом деле решили ничего не упустить. Действительно, лучшие ресурсы.
– И, возвращаясь к убийству Эвелин Гамильтон, – сказал Гриноу, – старший инспектор проверил сумочку, которую распотрошили в бомбоубежище, и разные предметы из нее, но нашел только отпечатки жертвы.
