– Надеюсь, с консервным ножом и щипцами у старшего инспектора получилось удачнее.
– Боюсь, что отпечатки смазаны. Однако он подтверждает мнение сэра Бернарда о том, что наш нападавший – левша: на консервном ноже смазанный отпечаток соответствует мизинцу левой руки. Щипцы тоже держали в левой руке, и на зеркальце из распотрошенной сумочки отпечатался левый большой палец. Опять-таки он нечеткий, однако все указывает на то, что у нас действительно левша.
Агата оторвалась от записей:
– Тед… инспектор… я должна сказать, что очень великодушно с вашей стороны тратить время на то, чтобы поделиться всем этим с… как бы это сказать?.. совершенно посторонней надоедой.
– Агата, из Министерства внутренних дел мне приказано предоставить вам все условия. Но помимо этого, вы уже невероятно помогли в этом расследовании – не только благодаря тому, что связали жертву с театром, но и вашей наблюдательностью.
– Я могу только повторить, что вы очень великодушны. Право, я краснею. – Но, конечно, она ничуть не покраснела. – Вам удалось разыскать мужа миссис Оутли?
– Да, удалось. Наши люди нашли его в Блэкпуле. Похоже, он тут ни при чем. Его алиби на ночи убийства оказались, как вы пишете в своих книгах, железными.
Она рассмеялась:
– Ну, вообще-то большинство «железных» алиби в моих книгах принадлежат убийце.
– Готов поклясться, что в нашем случае это не так. Этот тип уже больше года назад разошелся с женой по взаимному согласию. Они сохранили в целом дружеские отношения, и он время от времени навещал ее в Лондоне. Последний раз – примерно неделю назад.
– Он знал о профессии жены? Я имею в виду не танцы и не театр.
– Мистер Оутли утверждает, что нет. Я ему не верю.
– Ну… такая ложь – не основание для подозрений.
– Совершенно верно. Однако, Агата, в основном я позвонил, чтобы отчитаться вам относительно ваших друзей из театра. Мы проверили их всех.
– Теперь мне очень стыдно.
– Нет никаких причин стыдиться. Я могу сообщить вам о них в основном только хорошее: их рассказы, их алиби подтвердились.
– Тед, тогда почему вы сказали «в основном»?
Вздох инспектора в трубке прозвучал очень четко:
– С этой проблемой в связи с алиби сталкиваются все следователи вне книг: у людей они редко бывают железными.
– Вы имели в виду, что сложно определить, не выскользнул ли Ларри Салливан из отеля, а потом снова вернулся? Слишком много дверей?
– Да, и слишком мало швейцаров: они дежурят только у парадного входа и у главного заднего. Но в отель ведет множество боковых дверей, да и в задней части их несколько. Большинство защелкиваются автоматически, но достаточно легко проследить, чтобы какая-то дверь не закрылась до конца или заклеить язычок замка пластырем.
Она кивнула:
– А Берти и Айрин с их тихим домашним вечером тоже довольно бесполезны, так ведь?
– Да. Один из них может покрывать второго. И ваш друг Стивен Глэнвилл говорит, что был один у себя в квартире, и Джанет Камминз именно так провела вечер.
Она поняла, что он имел в виду: Джанет провела вечер в своей собственной квартире, – и не стала его поправлять.
– Мои люди, – продолжал он тем временем, – пытались найти свидетелей, которые бы видели, как мистер Глэнвилл или миссис Камминз выходят из своих домов – но не преуспели.
– А как насчет мистера Камминза? Красавчика курсанта Джанет? Разве военные – не частые клиенты девиц легкого поведения?
Инспектор хмыкнул:
– Он тоже вне подозрений. Вчера вечером я разговаривал с ним у него дома: как вы помните, он был на пожарном дежурстве. Он производит впечатление умного и вежливого парня.
– Он не был знаком с покойной миссис Оутли – или мне стоит называть ее «мисс Уорд»?
– Нет. Курсант Камминз говорит, что видел ее всего раз – на сцене, где она прослушивалась в качестве дублерши.
– А почему именно он «вне подозрений»?
– Наш курсант был в казарме во время двух последних убийств. Журнал увольнений зафиксировал, когда он приходил и уходил, и его соседи по комнате подтвердили, что видели, как он ложился спать и вставал утром.
– Признаюсь, меня это радует.
– И почему же?
– Ну, этот молодой человек мне симпатичен. У него отличный вкус, знаете ли.
– Правда? И откуда вы это узнали, Агата?
– Он поклонник моих книг.
Инспектор искренне рассмеялся. И у нее сложилось впечатление, что этот смех был для него первым за день.
– Откровенно говоря, Агата, я нахожу маловероятным, что наш Потрошитель, будь он Джек или Джилл, – кто-то из вашей театральной компании. Я готов еще допустить, что у одного из них могла быть причина убить мисс Уорд – или мне называть ее «миссис Оутли»? – но остальные два убийства? Нет.
– И вы находите предположение, что убийца прячет свои дела среди жертв другого… мелодраматичным. Такая идея скорее из мира Эркюля Пуаро, а не Теда Гриноу?
– Нахожу, – признал он. – Тем не менее Ярд, как я уже сказал, мобилизует все свои лучшие ресурсы. А как по мне, то вы, миссис Агата, относитесь к лучшим ресурсам.
– И чем я могу помочь?
– Идите вместе с нами по следу.
– Вы считаете, что убийства продолжатся?
– Я удивлен, что сегодня телефон еще не звонил. Я все думаю, вдруг какая-то бедняжка уже сейчас лежит мертвая на диване… и ее пока не нашел еще какой-нибудь инспектор, проверяющий счетчик, или хозяин дома.
– Почему вы так в этом уверены, Тед?
– Два убийства за два дня… причем зверский характер усиливается. Это – зверь, Агата. Зверь, распробовавший вкус крови. Если вы захотите раскланяться и уйти, я вас винить не стану. Я пойму.
– О, я и правда хочу уйти.
Удивление и разочарование ясно прозвучали в голосе следователи:
– Правда?
– Правда. Но я не уйду.
И они распрощались, отправившись работать каждый над своим делом об убийстве.
12 февраля 1942 года
Мать знала, что она приедет.
Это-то и смутило Мэри Джейн Лоу, которая приехала на метро со станции Чаринг-Кросс, чтобы повидаться с матерью, Маргарет, в ее квартире на третьем этаже на Госфилд-стрит – узкой улочке, отходившей от Тоттенхэм-Корт-роуд. Мэри Джейн была четырнадцатилетним подростком: высокая, смуглая, кареглазая брюнетка с намечающимися формами, на которые парни обращали внимание. Сегодня она была одета в мальчишеском стиле: темно-синий комбинезон и вельветовый жакет в тон – отчасти потому, что это было модно, но и потому, что день был холодный и снежный.
