Глава 24
Верея, Христорождественский собор, вечер того же дня
Шкода с московскими номерами лихо миновала перекресток, откуда вели две дороги: первая спускалась с пятидесятиметрового обрыва к реке Протве, а другая, идущая вправо, была чудесной аллеей, усаженной старыми липами. Въехав по грунтовой дороге, разрезающей сохранившийся издревле земляной вал, и ведущей к древнему верейскому городищу, Ольга Хлебникова залюбовалась открывшейся панорамой. Впереди стоял величественный исполин церкви с высокой башенкой и зелеными маковками. Строение было затронуто нещадным временем; и явно нуждалось в умении реставраторов, но это стало отчетливо видно лишь вблизи.
Машина остановилась у решетки ворот, табличка на которых осведомляла: Собор Рождества Христова. Основан в 1552 году. Памятник архитектуры федерального значения.
Собор Рождества Хриcтова, г. Верея.
Вокруг было совсем мало построек, и оттого казалось, что ничто не мешает любоваться трехъярусной колокольней Христорождественского собора, застывшей, словно погасшая, задутая ветром свеча. Несмотря на осыпающуюся со стен штукатурку, колокольня все еще выглядела изящно. И, возможно, это любование могло бы продлиться дольше, если бы подъехавшие к храму не услышали странный шум с подворья. Александр и Ольга вышли из машины и направились к толпившимся возле церкви; Александр успел заметить, что в окружении паствы раскачивается и что-то зычно, в голос читает отец Серафим.
Возбуждение публики стало понятно, когда они подошли ближе. Картина смутила журналистку, не могшую сразу уловить происходящее, пока Александр не пояснил шепотом: изгоняют дьявола.
— Не думал, что мы это увидим.
Беснующаяся, удерживаемая двумя крепкими мужчинами, возможно, родственниками, все порывалась к земле, и кричала не своим голосом. Отец Серафим читал над болящей молитвы, обрызгивал и пытался поить крещенской водой; и всякий раз, как на женщину попадали брызги, она начинала то визжать, то гундосить трубным басом. Это было весьма впечатляющим зрелищем, словно и взаправду в теле несчастной поселился бес, и ни в какую не желал оттуда выбираться.
Рядом стояли зеваки и мать той бесноватой, в которой сейчас с трудом можно было угадать молодую женщину. Мать словоохотливо делилась со слушателями, которые охали, ахали и суетились в кругу происходящего действа в ожидании развязки. По ее словам, они уже были с дочерью в других храмах, в том числе в Киево-Печерской лавре, и даже ходили по знахаркам, и сейчас, как водится, это последняя надежда… И, будто бы прежде во время чтения молитв сидящий в дочери бес заявлял, что ему противен запах ладана, гавкал, хрюкал и визжал, а единожды даже выл звериным голосом и просил о пощаде.
Ольга буквально навострила уши; еще бы — такое услышишь и увидишь не каждый день, — дремучее невежество! Но как быть, если самой становится страшно.
— А бес случайно на нас не переберется? — поинтересовалась она у спутника.
— Ты крещеная?
Она кивнула.
— А крестик на шее есть? — на что Ольга достала из-под блузы стильный золотой крестик на витой цепочке.
— Ну и не бойся тогда.
Он усмехнулся, но была ли в его голосе насмешка, это она не уловила.
— Я уж с дочерью ездила, ездила по святым местам, — все вздыхала женщина. — В Задонск, к монашкам возила, ко святому источнику, не помогло…
— А-а-а-а-а! — дико закричала бесноватая, и вдруг всем отчетливо стало слышно, как некто странным, то ли человечьим, то ли механическим голосом грозит из ее утробы: — Моя она, не уйду! Быть ей покойницей!
Батюшка еще пуще затряс кадилом, громче стал читать распевные молитвы, и когда говорил: Аминь, приложил ко лбу беснующейся темный бархатный мешочек со святыми мощами. Послушник, находившийся при батюшке, тут же протянул икону, которую тот так же скоро ткнул женщине в губы. Отец Серафим, явно уставший сам, истекая потом, зашептал неистово:
— Пошто человека мучаешь, изыди!
Далее видно было, как женщина обмякла, словно устав бороться, сглотнула слюну, и облегченно зарыдала.
Все толпящиеся у храма вздохнули, зашептались: и впрямь отец Серафим избранник божий, не впервой вылечивает от бесовских недугов, не зря же к ним уже который год приезжают не только со всей округи, но из ближнего зарубежья. Слава о нем давно передается из уст в уста…
Неожиданно молодица согнулась в три погибели, словно терзаемая изнутри, и конвульсивно затряслась, сдерживая рвотные позывы. Кто-то тут же участливо протянул целлофановый пакет; а батюшка, легонько постукав беднягу по маковке висящим у него на шее крупным крестом, обратился к матери:
— Завтра приехать сможете? Завтра и завершу во славу Божию.
Отерев со лба пот, батюшка оглядел публику, увидев Александра с молодой женщиной приятной наружности, он кивнул мужчине как близкому знакомому, и двинулся в храм.
Родственники подхватили под руки ту, что еще несколько минут назад истошно вопила, а сейчас вела себя, как обычный человек, и потихоньку, осторожно повели со двора, к стоящей на утоптанной земле старой иномарке. Ольга успела заметить, как все они сели в машину, и вошла в собор вслед за Александром.
Собор Рождества Христова был построен на вершине кремлевского холма в честь победоносного участия дружины под предводительством князя Владимира Андреевича Старицкого во взятии Казани. О строительстве храма распорядился лично царь Иван Грозный. В надписи на стене храма значилось: «Божию милостью по благословению Преосвященного митрополита Макария всея Руси заложена сия церковь Рождества Бога Спаса нашего Иисуса Христа в лето 7060 г. от сотворения мира при державе Благоверного царя и Великого князя Владимира Андреевича и его матери Благоверной княгини Ефросинии». Благоверный царь — и есть он самый Иван IV Грозный.
Чем объясняется пристальное внимание государя к Верее? — да хотя бы его родственными связями с Владимиром Старицким, который был внуком царя Ивана III.
Белокаменный собор был первым каменным храмом в Верее. Он многократно перестраивался, но сохранил древнее центральное ядро — четырехстолпный объем с обширной трехчастной апсидой. Колокольня в стиле классицизма появилась в 1802 г.
Службы в Христорождественском соборе прекратились в «большевистском» 1924 году, с тех пор верхняя церковь закрыта, но нижняя, в подклете, действует уже несколько лет. Здесь же покоится прах прославленного генерала И.С. Дорохова, освободившего Верею от французов осенью 1812 года.
— Уж что мне помогает в этом богоугодном деле? — переспросил отец Серафим, когда по завершении вечерней службы привел московских гостей в свой крепкий дом, и усадил ужинать. Моложавая крупнолицая попадья, словно сошедшая с благочестивых имперских церковных календарей, часто весело посмеивалась, показывая мелкие, аккуратные зубки. Она действительно оказалась превосходной хозяйкой, в считанные минуты, узнав о приходе гостей, собрала богатый по местным меркам стол, как говорят, ломившийся, от закусок, свежих овощей и прошлогодних солений. Вместо привычной свинины на стол подали постную зайчатину. Дети-погодки этого верейского святого семейства чинно сидели на стульях в ожидании пока их позовут ужинать.
