— Бережное отношение к военному имуществу является следствием глубокого уважения военнослужащего к президенту Лао, преданности высшему военному командованию и готовности самоотверженно сокращать расходы на своё содержание, — голос Сидорова звучал всё тише. — Готовность выполнить любой приказ командования является подтверждением верности государству, народу и делу обеспечения защиты интересов, надёжно отстаиваемых и неизменно олицетворяемых нашим верховным главнокомандующим, вдохновляющим нас на упорное овладение своей военно-учётной специальностью.
Я попытался представить, как президент Лао может вдохновлять меня овладевать специальностью пехотинца. Вот он стоит на трибуне перед объективами камер головидения и, держа в руках ракетомёт, рассказывает, как стрелять из него по воздушным целям, чтобы сэкономить боеприпасы и проявить преданность высшему военному командованию.
— Москалёв!
Вот Лао поднимает ракетомёт, прицеливается в пролетающую мимо ворону и нажимает на спуск.
— Москалёв! — повторился крик Сидорова у меня над ухом.
Чёрт! Я всё-таки уснул.
Я подскочил как ужаленный и вытянулся по стойке «смирно».
— Господин сержант.
— Какого чёрта ты спишь на занятиях?
— Никак нет, господин сержант! — ответил я. — Я просто задумался.
— Да ну!? — деланно удивился Сидоров. — И о чём же ты задумался?
— О выдающейся роли нашего верховного главнокомандующего Рональда Владимировича Лао в деле вдохновения военнослужащих на овладение военно-учётной специальностью. В частности, на овладение стрельбой из ракетомёта по низколетящим воздушным целям.
Сержант только изображал злобу. На самом деле он и сам был рад отвлечься от чтения этого бреда, написанного неизвестным идиотом, и утверждённого министром обороны в качестве учебного пособия для новобранцев. Но всё же для порядка скомандовал:
— Упор лёжа принять.
Я упал на пол в упор лёжа.
— Десять отжиманий.
Я отжался десять раз, после чего Сидоров разрешил мне сесть на место. Вернувшись за свой стол, он продолжил читать лекцию о том, как мы все любим президента Лао, и как горим желанием выполнить какой-нибудь его приказ.
Спустя полтора часа, когда занятие подошло к концу, наш сержант спросил:
— Вопросы есть?
Этим вопросом заканчивались любые занятия. Но на занятиях по промыванию мозгов вопросов никто не задавал. В основном потому, что невозможно было вспомнить, о чём именно только что рассказывал Сидоров. Мы помнили, что сержант говорил что-то про воинский долг, президента Лао и тому подобное. Но вот что именно? Полтора часа пустой болтовни.
Тем сильнее удивился Сидоров, да и вся рота, когда я встал и произнёс:
— Разрешите, господин сержант.
— Да, — Сидоров удивлённо приподнял бровь.
— Если я правильно понял, то каждый солдат обязан с уважением относиться к командирам.
— Ну, — Сидоров не мог понять, куда я клоню.
— А если кто-нибудь из военнослужащих не проявляет достаточного уважения?
— То есть?
— Ну, если у подчинённого возникли напряжённые отношения с командиром.
— Тогда ему лучше перевестись в другую часть.
— А если у него нет такой возможности? — не унимался я.
— К примеру, у нас в полку, — вмешался Васян.
— Да, — поддержал его Ероха. — Если, например, командир полка поссорится с новобранцем.
— Командир полка не может поссориться с новобранцем, — ответил Сидоров. — Новобранец слишком мелкая величина, чтобы полковник обращал на него внимание. Даже если новобранец совершит дисциплинарный проступок, то это не будет ссорой с командиром. Это будет нарушением воинской дисциплины и повлечёт за собой соответствующее наказание. Которое не будет являться выяснением личных отношений.
Сержант определённо не понимал, о чём я его спрашивал. Я предпринял ещё одну попытку:
— А если предположить, что всё же возник конфликт. Как командир мог бы реализовать свою личную неприязнь?
— В этом случае командир приказал бы установить наблюдение за таким солдатом, и как только он допустил бы серьёзное нарушение дисциплины, то перевёл бы его на подсобку, крутить свиньям хвосты.
Это было уже ближе к делу. Я продолжил свой «допрос»:
— А почему сразу не послать такого солдата на подсобку? Зачем надо ждать ещё какого-то нарушения?
— Потому, — отвечал Сидоров, — что подсобное хозяйство является частью хозяйственного взвода, а в него переводят только бесперспективных. То есть таких солдат, из которых невозможно сделать бойцов.
— Значит, чтобы тебя перевели на подсобку, надо дать основания причислить тебя к бесперспективным?
— Да.
— Спасибо, господин сержант.
Я сел на место. Сидоров многое прояснил. Значит, командир полка будет следить за мной. Но как? Ведь не сам он будет ходить за мной следом в надежде, что станет свидетелем того, как я нарушаю дисциплину. Значит, он поручит это дело моим непосредственным командирам. Командиру роты, старшине роты и капралам. Интересно, как Сидоров отреагирует, когда поймёт, почему я задавал эти вопросы? Что ж, посмотрим. А пока занятия по общественно-государственной подготовке закончились и началась строевая на плацу.
Когда мы после ужина собрались немного отдохнуть, в казарму заявился капрал Копытовский и выкрикнул мою фамилию.
— Господин капрал, рядовой Москалёв по вашему приказанию прибыл! — доложил я, подойдя к Копытовскому.
— Пошли со мной, — сказал он.
Я следом за ним вышел из казармы. Копытовский повёл меня к полковому утилизатору мусора, куда ежедневно доставляли мусор не только со всего полка, но и из посёлка, который находился в десятке километров от нашей части. Точного местоположения этого посёлка мы не знали, но как-то раз один капрал из четвёртой роты обмолвился, что грунтовая дорога, идущая от парадных ворот части примыкает в трассе, ведущей в этот посёлок. Вот оттуда и свозили мусор в наш утилизатор. Называлось это «шефская помощь местной администрации».
Закатное солнце освещало гору мусора в два человеческих роста, состоящую в основном из смятых пластиковых бутылок, обёрток и пакетов. Несколько солдат из хозвзвода совковыми лопатами закидывали эту воняющую дрянь в камеру утилизатора, напоминающую топку доменной печи. Сам утилизатор был размером с автобус. Внутри него грохотало и шипело, а из камеры время от времени вырывались клубы едкого дыма. Из задней части утилизатора по конвейерной ленте выезжали готовые пластиковые блоки, кубической формы. На каждом из них был проставлен номер, соответствующий сорту пластика. Ещё несколько солдат брали эти блоки с ленты и складывали их в штабели по номерам чуть поодаль. Так же точно утилизатор мог сортировать любой тип мусора и изготавливать из него блоки для дальнейшей переработки.
