— Наша рота только послезавтра в наряд заступает, — заметил Васян.
— Ничего. Я потерплю.
— А Ероху никто не хочет спросить? — спросил Ероха. — Может, Ероха не хочет в наряд.
— Блин, Ероха, — сказал я. — Помоги. Очень надо.
— Чтоб ты сдох, — беззлобно выругался Ероха.
— Для тебя, готов, — пообещал я. — А ты для меня готов заступить в наряд?
Мои друзья снова переглянулись. Васян пожал плечами, дескать, решайте, как хотите. Ероха, вздохнув, кивнул:
— Чёрт с тобой.
Увидев, что мы с Ерохой договорились, Васян сказал:
— Ладно. Ероха, скажешь послезавтра перед обедом, что нога болит. Подвернул и на занятия идти не можешь. А я поговорю с Копытовским, чтобы тебя в наряд посыльным воткнул. Но ничего не обещаю. Как он решит, так и будет.
Я обнял своих друзей за плечи.
— Спасибо.
— За тобой должок.
Я согласно кивнул.
— Ну, всё. Мне пора.
— Заглядывай, если что, — махнул на прощанье рукой Васян.
Я помахал им в ответ и пошёл к выходу.
— Забрал щётку? — строго спросил дневальный, когда я проходил мимо него.
— Ага, — ответил я. — Спасибо. Ты настоящий друг.
Командир взвода под впечатлением моего тесного общения с неизвестным ему полковником решил на всякий случай меня «повысить» и перевёл меня на уборку территории. Теперь мне предстояло целыми днями убирать постоянно опадающие желтые листья. Идиотское, на мой взгляд, занятие. Но, как пояснил прапорщик, газоны должны быть зелёными, а дорожки чистыми и я без устали разъезжал по территории полка на уборочной машине, засасывающей в большую ёмкость, имевшёюся в её задней части, листья и прочий мусор, время от времени выгружая всё собранное в утилизатор мусора.
Теперь, когда у меня созрел план и я знал что делать, время тянулось для меня очень медленно. Радовало только то, что до учений оставалось уже только пять дней, а значит, так или иначе, конец этого кошмара был всё ближе.
Поначалу кататься по части на уборочной машине было забавно. Я встретил свою роту, идущую на полигон и помахал рукой. Почти вся рота дружно ответила мне тем же.
— Вот халявщик! — выкрикнул из строя кто-то. — Катается на своём самоваре, пока мы учимся быть героями и защищать Землю!
— А это его боевая машина! — крикнул другой новобранец, под дружный хохот товарищей. — Он прямо на нём будет на Луну высаживаться!
— Отставить разговоры! — скомандовал Сидоров, едва сдерживая улыбку.
Рота промаршировала мимо и я заскучал по своему подразделению. Чтобы хоть немного поднять настроение, я снова начал вспоминать Лизу. Интересно, чем она сейчас занимается в своей части? Уж точно не гоняет по территории на уборочной машине. При встрече надо будет обязательно спросить, как встретили её появление с цветами в учебном полку.
Катание на уборщике оказалось не таким уж нудным делом и время пролетело почти незаметно. Пожалуй, перевод на эту работу был единственной пользой, которую принёс мне мой дядька. Да и то не осознанно. Так прошли два дня и для нашей роты настало время заступать в наряд.
Суточный наряд сменился, как всегда, перед ужином и Ероха заступил посыльным. Чтобы навестить его, надо было выбрать время, когда в штабе не будет дежурного офицера, а для этого надо было иметь возможность наблюдать за окнами комнаты дежурного. Дождавшись, когда наш прапорщик уйдёт домой и в полку произведут отбой, я взял в деннике-складе металлическое ведро и пошёл в часть.
Подойдя к штабу, я увидел через окно, в котором горел свет, что дежурный офицер сидит перед своим пультом и заполняет какие-то журналы. Вероятно, он решил потратить время наряда на работу с документами своего подразделения. Ероха сидел рядом в ожидании разрешения лечь спать. Надо было ждать.
Просто так болтаться по территории было запрещено и я принялся бродить по газонам перед зданием штаба, собирая в прихваченное с собой ведро опившие листья. Солдаты хозвзвода частенько выполняли работы после отбоя и если меня заметят, ни у кого не возникнет вопросов, почему боец наводит порядок на территории в такое позднее время.
Спустя полчаса дежурный закрыл свои журналы, собрал их в аккуратную стопку и вышел из комнаты. Я понял, что он собирается отнести их в командирский кабинет в казарме своей роты. Когда офицер вышел из штаба, я поставил ведро на траву, вытянулся в струнку и отдал честь. Он окинул меня взглядом, посмотрел на ведро, одобрительно кивнул и отдал честь в ответ. Я ухмыльнулся, проводил его взглядом и вошёл в штаб.
Увидев меня, Ероха соскочил с места.
— Тебе нельзя тут находиться! — горячо сказал он. — Если увидят, накажут нас обоих.
— Не переживай, — успокоил я его. — Ты же знаешь, что дежурный ушёл в казарму.
— Да. Он мне сказал, что уходит к себе, — уже спокойно сказал Ероха. — Но ненадолго. Отнесёт журналы учёта боевой подготовки и вернётся обратно.
— Значит у нас мало времени. Давай искать адрес командира полка.
— Адрес, — вздохнул Ероха. — Адрес. Чтоб ты провалился со своим адресом.
Повозмущавшись, Ероха взял с пульта папку с документацией и принялся рыться в ней.
— Адрес, — повторил он, найдя список адресов офицеров полка. — Так. Вот. Командир полка. Военный городок, индивидуальный дом номер один.
Оторвавшись от чтения списка, Ероха уставился на меня.
— Номер один? — переспросил я.
— Номер один, — повторил Ероха. — Мог бы и сам догадаться. Командир полка самый большой начальник в полку. Естественно, что он живёт в самом большом доме. А этот дом стоит в самом центра военного городка и имеет номер один. Я видел однажды издалека, когда нас мимо прогоняли на занятия.
Я смутно припомнил, что нечто подобное действительно было.
— И ради этого я торчу в наряде? — с издёвкой спросил Ероха.
— Спасибо друг.
— Ты аккуратней смотри, — обеспокоился Ероха. — До распределения осталось всего ничего. Может не стоит ничего делать? Дотерпи уж.
— Нет, Ероха, — вздохнул я. — Надо. А то два года бабушка будет меня пирожками кормить. Прямо в солдатской столовой.
Ероха гыгыкнул и сказал укоризненным тоном:
— А о чём это ты так задумался сегодня на своём самоваре? Мы руками тебе махали, когда с полигона возвращались, а ты даже внимания не обратил. Зазнался?
Я снова вздохнул, на этот раз с улыбкой.
— Извини. Не заметил. Думал.
— Да. Вот именно так ты и улыбался.
На несколько секунд Ероха задумался, а потом сказав, прищурив глаза:
— Погоди, погоди. Меня терзают смутные сомнения.