Спустившись обратно в гостиную, чтобы набрать воды в вазу, я заметил на столе глиняную композицию, которой там раньше не было.
— Снова Шимон подарил своё очередное изваяние? — спросил я у бабушки.
— Вот с кого пример надо брать, — недовольным голосом ответила она мне. — Погляди, какую красоту делает. Настоящий матер. Не то, что некоторые.
Я подошёл к столу, чтобы разглядеть новое творение Шимона. На общем постаменте десяток небольших глиняных фигурок с пластиковыми флажками в руках. На постаменте корявым почерком Шимона белой краской написано: «Благодарный электорат голосует за президента Лао и не голосует за оппозицию, которая дестабилизирует». Ему в этой губернаторской шараге что, мозги промыли?
Я уже собирался лечь, когда дверь открылась и в комнату вошла бабушка. Я вздохнул, в ожидании очередной заботы обо мне.
— Ты, что, с девкой связался? — спросила бабушка тихим голосом, полным сострадания.
— Бабуля, — ответил я таким же страдальческим голосом. — Если ты скажешь, я буду связываться только с парнями.
Старушка сделала шаг назад и перекрестилась. Потом снова подошла ближе и сказала:
— Брось ты её. Не стоит она того. Лучше о себе подумай.
— Я спать хочу.
— Рано тебе ещё с девками спать, — резко сказала бабушка.
Вот же, блин! Она издевается?
— А без девки можно?
— А без девки стыдно. Нечего чем попало заниматься.
Я глубоко вздохнул. Надо было как-то успокоить старушку.
— Бабуля, а как у нас с пирожками? Я бы пирожков поел.
Бабушка немного оттаяла.
— Есть пирожки. Принести?
— Принеси, бабуля, принеси, — попросил я. — Я тут поем, а потом спать лягу. Хорошо? А то устал сильно.
— А со мной говорить, значит, не хочешь? — её голос стал обиженным.
— Давай завтра поговорим. Я пока всё обдумаю, насчёт девок, а завтра мы поговорим.
Бабушка на секунду задумалась, а потом сказала:
— Ну, хорошо. Ешь и ложись спать. А завтра поговорим.
Через минуту она принесла блюдо с ещё тёплыми пирожками и поставила их на стол.
— Спасибо, — сказал я, закрывая за ней дверь.
Всё. Теперь можно спать. Есть я, конечно, не хотел, потому что поужинал у Лизы. Но мои слова о желании поесть пирожков успокоило бабушку и я, наконец, получил возможность немного отдохнуть.
Утром я всё же съел пару пирожков на завтрак, умылся, взял цветы и вышел из дома. Говорить о своих отношениях с Лизой я, естественно, не собирался.
Дверь открыла Лиза. Она, конечно, обрадовалась цветам, чмокнула меня в щёку и пригласила в дом. Отец, увидев букет в руках Лизы, заметил:
— Делаете успехи, молодой человек.
— Стараюсь, — ответил я.
— Давай я поставлю их в воду, — сказала мама, забирая цветы у Лизы.
— Спасибо мам, — поблагодарила она. — Мы ушли.
— Счастливо погулять.
— Не опаздывай, — напомнил отец.
Мы вышли из дома.
— Куда пойдём? — спросил я, потому что никаких планов у меня не было.
— В кино. Я же вчера говорила.
Мы отправились в кинотеатр. Лиза выбрала какую-то слащавую мелодраму. Фильм не в моём вкусе, но в этот раз, как ни странно, я посмотрел его с удовольствием. Наверное, потому, что больше смотрел на Лизу, чем на экран.
После кино мы пошли бродить по городу. Держась за руки, мы говорили о всяких пустяках и я находил это занятным. Обычно я предпочитаю серьёзные разговоры, считая, что на всякую ерунду не стоит тратить время, но с ней я был готов говорить о чём угодно. Незаметно мы прибрели к той самой гостинице, в которой провели ночь во время прошлого увольнения. Увидев вывеску, я вопросительно посмотрел на Лизу. Она хитро улыбалась. Вот ведь лиса! Я думал, что мы просто гуляем, а на самом деле она вела меня куда хотела. Всё так же держась за руки, мы вошли в стеклянные двери.
К обеду мы, естественно, опоздали. Впрочем, родители Лизы ожидали этого, понимая, что влюблённые часов не наблюдают. После позднего обеда её родители пошли провожать нас на аэробус. Солдатам срочной службы полагался один отпуск по истечении года службы и мы с Лизой договорились, что постараемся взять свои отпуска одновременно, чтобы провести их вместе.
Аэробус Лизы пришёл раньше. Она обнялась с родителями, потом со мной, снова чмокнула меня в щёку и вспорхнула в открытые двери летающей машины. Мы помахали ей вслед руками.
— Надеюсь, вы окажетесь достойны моей дочери, — сказал отец Лизы, когда аэробус скрылся из виду.
— Я постараюсь, — ответил я.
Подошёл мой транспорт. Я пожал на прощанье отцу руку, мама приобняла меня и я отправился обратно в часть. Становиться героем и защищать Землю.
Традиция
Уже сидя в аэробусе, я позвонил друзьям. Васян ждал транспорт на посадочной площадке. Маршрут моего аэробуса проходил мимо его города и Васян обещал сесть ко мне. Ероха сонным голосом сообщил, что уже собирается. Понятно. Его главным развлечением в увольнении был сладкий сон. И ведь не поспоришь. Действительно, отличное развлечение.
Васяна я заметил ещё до приземления. Он ходил, руки в брюки, из конца в конец посадочной площадки и, кажется, что-то насвистывал. Когда он вошёл в салон, его светящаяся радостью физиономия могла заменить собой любой фонарь на главной улице города.
— Здорово, Ромео! — воскликнул он, усаживаясь рядом со мной. — Как твой амур?
— Не скажу. А то завидовать будешь.
— Неа. Не буду.
У меня родилось забавное подозрение. Я спросил:
— Слушай, а чего это ты такой радостный?
— Та девчонка свободна, — тоном заговорщика сообщил Васян. — Можно сказать, что была свободна. Потому, что сама дала мне телефон, адрес и один кружевной подарок на память.
Я удивлённо уставился на него. Кто бы мог подумать.
— Ну, чего пялишься? — с усмешкой спровил Васян.
— Друг, — наконец смог произнести я. — Да ты, как я погляжу, втюрился в эту танкистку. А ещё меня Ромео называешь.
— Ну, втюрился, — всё так же улыбаясь уставился в пол мой друг. — Ну, что тут такого? Думал, ты один можешь в танкисток влюбляться?
— Да, ради бога, ради бога. Будешь Ромео-второй, — я поглядел в окошко на проплывающий внизу осенний, уже не жёлтый, а серо-коричневый, пейзаж. — Интересно, как там у Ерохи с этим делом.
— А вот мы его на остановке подождём и спросим, — отозвался Васян.
Ждать пришлось недолго. Спустя десять минут после нашего прибытия на остановке приземлился аэробус и из него, среди других вчерашних новобранцев, неторопясь вышел Ероха. Лицо его было заспанным. Он подошёл к нам с Васяном и спросил:
