— Можете жаловаться, — с издёвкой в голосе сказал комиссар. — Я с удовольствием рассмотрю вашу жалобу.
— Нет, господин комиссар, — ответил я всё так же стоя по стойке «смирно». — Чтобы обойти вас и не дать замять это дело, я подам жалобу по прибытии на новое место службы, тамошнему комиссару.
Комиссар с полковником переглянулись. Они понимали, что я прав, но самолюбие не позволяло им отступить. Комиссар сощурил глаза, слегка подавшись ко мне, и сказал:
— А вот есть за что. При обращении к офицеру солдат должен говорить «никак нет». А вы только что сказали просто «нет». Это вполне можно истолковать как нарушение субординации. А за это полагается десять судок ареста с содержанием на гауптвахте.
— Всё равно здесь не могут меня арестовать, — ответил я. — Арест может наложить только мой прямой начальник, а все мои прямые начальники находятся в двести пятом пехотном полку на планете Дальняя.
Комиссар и полковник снова переглянулись.
— И кто же так хорошо вас провентилировал? — спросил комиссар.
— Бабушка, — не моргнув глазом ответил я.
— Я тебе не бабушка! — рявкнул полковник. — Я тебе пока ещё не пустое место тут сижу! Арестовать его нельзя. Думаешь, я законов не знаю? Да я их не только знаю! Я их ещё и читал, как свои пять пальцев!
Командир помолчал, тяжело дыша, как после стометровки, а потом поднёс руку с коммуникатором к губам и произнёс:
— Начальник штаба. Подготовить представление командиру двести пятого пехотного полка на арест рядового Москалёва. На десять суток. За нарушение субординации.
Комиссар одобрительно покивал, а командир полка, победно глянув на меня, добавил:
— Так-то. Свою службу в двести пятом полку начнёте с десятидневной отсидки. Сидоров! — скомандовал он. — Этого обалдуя доставить в казарму и до утра не спускать с него глаз. Всё. Идите.
Мы с Сидоровым отдали честь и вышли из кабинета. Всю дорогу до казармы он молча улыбался, время от времени поглядывая на меня. Я ещё раз поблагодарил его за совет. Когда мы пришли в казарму, он отправил меня в расположение, а сам уселся за столом в командирском кабинете и принялся заполнять пустые журналы учёта боевой подготовки. Шестая рота, как и весь полк, готовилась принять новых новобранцев.
Стоило мне войти в расположение, как Васян, валяющийся на заправленной кровати рядом с Ерохой, огласил казарму приветственным криком:
— Во! А чего это так быстро?
— Не рад меня видеть? — спросил я, укладываясь на свою кровать и свешивая вниз ноги, чтобы не испачкать ботинками одеяло.
— Это на гауптвахте, наверное, не рады были тебя видеть, раз ты снова в казарме, — отшутился Васян.
— На гауптвахте меня вообще не видели.
— Это как? — поинтересовался Ероха.
Пришлось рассказать им об этом последнем приключении.
— Кто бы мог подумать, — удивился Васян. — Выходит, твой будущий тесть выдал тебя с головой.
— Тесть? — переспросил я.
— А разве нет? — деланно удивился Васян. — Я же видел, как вы с твоей Лизой друг на друга смотрели.
Я только махнул на Васяна рукой. Сам только вчера перестал сохнуть по той девке, из-за которой в армию пошёл, а ведёт себя как опытный ловелас.
— Жрать охота, — вздохнул я.
Из-за командирской истерики я пропустил ужин. Уже не в первый раз.
— Ну, это дело поправимое, — сказал Ероха, нагибаясь к тумбочке и доставая из неё полбуханки белого хлеба, принесённую из столовой. — Мы уже привыкли, что ты вместо приёма пищи начальству на нервах играешь. Так что об этом позаботились.
Я взял протянутую мне краюху и принялся жевать, роняя крошки на постель. Вообще-то, делать так было запрещено, но в казарме оставался один Сидоров и ему было не до меня с моими крошками. Да и в последний день перед отправкой командиры не сильно нас доставали, понимая, что в этом нет особого смысла. Так что мы могли немного расслабиться.
Прощай, пятьдесят шестой
Утром нас подняли как обычно и даже сводили на завтрак. А выходя из столовой, мы увидели, как вокруг части приземляются транспортники, которые должны были развезти нас по новым местам службы. Полк построили на плацу и начальник штаба принялся распределять всех по транспортникам. Рядом с ним на плацу стояла группа младших офицеров, прибывших из частей назначения для сопровождения команд пополнения. Он выкрикивал номер части, в которую отправлялась очередная команда, представлял командира, которому следовало подчиняться в пути и называл номер транспорта в который следовало грузиться.
— Двести пятый полк! — выкрикнул он, когда дошла очередь до шестой роты. — Командир команды младший лейтенант Зайцев! Транспорт тридцать четыре!
Из группы офицеров вышел тот, кого начальник штаба назвал Зайцевым. Невысокий светловолосый младший лейтенант. Подойдя к нам, он скомандовал:
— Те, кто отправляются в двести пятый полк, выйти из строя.
Вышла вся рота. Он оставил нас стоять на плацу, а сам, взяв двух солдат, отправился в штаб. Спустя пять минут он вернулся. Солдаты тащили вслед за ним наши личные дела, связанные шпагатом в четыре пухлые пачки.
— На погрузку, шагом-арш! — гаркнул он, поравнявшись с нами.
Мы дружно зашагали к транспорту, стоящему недалеко от проклятого свинарника. Шестая рота перестала существовать, чтобы через неделю, когда офицеры и сержанты пятьдесят шестого учебного полка вернутся из краткосрочного отпуска, появиться снова. С теми же командирами, но с новыми новобранцами.
В отличие от большинства распределившихся, нам предстоял путь не сразу в часть, а сначала в космопорт, так как планета Дальняя находилась в другой солнечной системе и транспорт добраться туда не мог. Требовался звездолёт. Сидя на откидном сиденье между Васяном и Ерохой, я думал о том, что наконец-то избавился от навязчивого внимания родственников, о том, как меня встретит новое командование, узнав, что первым делом меня надо поместить на десять дней на гауптвахту, о том, как буду отдавать долг Ерохе. И конечно я думал о Лизе. О том, что для следующей встречи ей придётся пройти такой же путь, как и мне. О том, что она его, конечно пройдёт. Как и я.