Он не заметил, что сказал «они», а не «мы».
— Я не умею управлять ботом, — просто сказала Гедда.
Роберт остолбенел.
— Ты умеешь, Роберт?
— H-нет… Ты все это серьезно?
Зеленые глаза Гедды потемнели, словно вобрали в себя черную пустоту.
— А как ты думаешь, Роберт?
— Да что это с вами со всеми? Леннокс, Энди, ты! Это все твои дурацкие пропагандистские книжки!
В лице Гедды произошла неуловимая перемена. Будто выключили освещение, и лицо стало просто белым.
— А почему ты считаешь, что все, что тебе говорили о свирепом коммунизме, и что написано в тех книгах, которые читал ты, — она сделала ударение на «ты», — не пропаганда? А тебе не приходило в голову, что это и есть пропаганда, притом злобная, и ею занимаются те, кто в новом мире места себе не нашел или кого этот мир просто не может принять?… Учись водить бот, Роберт, — неожиданно закончила Гедда. — Я тебя прошу.
Она заглянула в его растерянные глаза, слегка улыбнулась серьезной улыбкой и ушла.
Роберт даже не пытался разобраться в своих мыслях, предоставив им полную возможность беспорядочно кружиться в мозгу. Наконец суета мыслей утомила его, и, так ничего и не решив, он побрел в свою каморку, чувствуя себя измотанным, как после просмотра трех боевиков подряд.
Еще не доходя до винтовой лестницы, ведущей на его ярус, он понял, что хочет идти не к себе, а в совсем другое место. И он не стал подниматься по лестнице, а пошел дальше, мимо каморок и подсобных помещений.
Голос О’Рэйли застал его почти в конце пути. Он невольно остановился и поднял лицо к невидимому динамику.
— Братья! — звучным голосом, в котором гремели похоронные колокола, вещал О’Рэйли. — Сегодня неумолимая смерть унесла от нас всеми любимую Вирджинию Грэхем. Ее чистая душа воспарила к богу, покинув нас, скорбящих о невосполнимой утрате. — О’Рэйли замолчал, а потом сказал другим тоном: — Попрошу всех собраться завтра в десять в Круглом зале для обсуждения наших насущных вопросов.
О’Рэйли умолк. Из динамика донесся невнятный голос Каталинского, сказавшего с пьяным сожалением: «Такая девка-а!» — раздался звонкий щелчок и все стихло.
«Господи, нам скоро просто не хватит этих стальных ящиков!..» — подумал Роберт.
Он достиг цели своего пути — каморки Софи — и остановился. В дверь стучал Антоневич. Он был всецело поглощен дверью и не заметил Роберта.
— Открой, Софи! — вероятно, не в первый раз безнадежно сказал Антоневич и подождал. — Открой, умоляю! Слышишь, у-мо-ля-ю! — в его голосе зазвучали жалобные нотки. — Молоденького ведь нет у тебя, я же знаю. Видели же его в коридоре. Открой, сука! — заорал он вдруг, изо всех сил осыпая дверь ударами. — Выломаю к черту!
Роберт шагнул к нему и молча оттолкнул от двери. Антоневич быстро повернулся и злобно нахохлился.
— А, ты опять здесь, гаденыш! — зашипел он, сжимая кулаки. — Опять мешаешь! Ни себе, ни другим?
Он неожиданно почти без замаха ударил Роберта в лицо. Роберт покачнулся, но устоял на ногах. Антоневич был чуть ли не в полтора раза выше, длиннорук и, к тому же, взбешен. Роберт отступил к стене и полез в карман за пистолетом. Теперь он все время носил пистолет.
Антоневич растерянно опустил руки и замер, с испугом глядя на оружие.
— Иди отсюда! — сказал Роберт сквозь зубы. — Давай, Длинный!
Антоневич, не сводя глаз с пистолета, неуверенно попятился, быстро повернулся спиной, побежал, покачиваясь, и крикнул издали, из-за изгиба коридора:
— Я тебе это припомню, гаденыш!
Роберт спрятал пистолет.
— Роберт!
Софи открыла дверь и глядела на него испуганными заплаканными глазами. Она была в коротком халате, разрисованном яркими разноцветными спиралями. На ее лице не осталось никаких следов косметики, и Роберт с удивлением отметил, что от этого Софи только похорошела, несмотря на припухшие глаза.
— У тебя кровь!
«У, Длинный! — Роберт потрогал разбитые губы. — До чего же костлявый кулак!»
— К тебе можно, Софи?
— Входи.
Софи отошла от двери и устало села на кровать. Роберт огляделся — все то же самое, что и у него, только намного больше порядка — и опустился в кресло.
— На, вытри! — Софи бросила ему полотенце, подождала, пока он кончит осторожно возить им по разбитым губам. — Ты что, Роберт?
Роберт пожал плечами:
— Так…
Губы Софи задрожали. Она упала головой на подушку и заплакала, и ее волосы черной волной потекли по плечам.
— Ко мне никто… так…
Роберт растерянно молчал. Наконец Софи затихла, только изредка порывисто вздыхала, совсем как ребенок.
Они расстались совсем недавно — Софи пошла к себе, а Роберт в обсерваторию, — но ему казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как Софи рыдала в темном кинозале.
Софи подняла мокрое лицо и заглянула в овальное зеркало, висевшее на стене у изголовья.
— Ох, какая я страшная! — горько сказала она, отводя рукой упавшие на лоб волосы.
Роберт мягко улыбнулся, любуясь ею:
— Ты красивая, Софи.
— А-а… — Софи махнула рукой и покачнулась, и Роберт только сейчас заметил, что она все еще пьяна.
— Ты опять ходила в бар?
Он сказал эти слова и сразу пожалел об этом, потому что совался туда, куда его не просили, и Софи должна была ответить грубостью. Но Софи молча кивнула, достала из-под подушки скомканный платок и вытерла глаза.
— Я там такого наговорила, что одноухий скот грозился пристрелить… И пусть! — Софи упрямо мотнула головой. — Все равно разнесу к чертям! Все это скопище кобелиное! Вот только взрывчатку достану…
Она неожиданно замолчала, поднесла ко рту прядь длинных черных волос и стала задумчиво перебирать их губами. Ее широко раскрытые глаза невидяще уставились в пол.
«А ведь это, наверное, выход, — устало подумал Роберт. — Может, и в самом деле на том свете всем нам будет лучше?…»
Медленно текли минуты. Мимо каморки неторопливо прошел кто-то, насвистывая странный, очень знакомый мотив. Роберт сидел опустошенный, не думая ни о чем, механически повторяя про себя этот стихающий в глубине коридоров медленный мотив, удивительно знакомый, словно услышанный когда-то во сне.
Софи внезапно вздрогнула и очнулась от тяжелого оцепенения.
— Что это? — она испуганно посмотрела на Роберта блестящими глазами.
— Что именно? — не понял Роберт.
— Там, в коридоре…
Роберт пожал плечами:
— Не знаю. Свистит кто-то.
— А! — Софи неестественно, словно через силу, засмеялась. — Что-то знакомое…
