Дорожка нырнула с высоты, и у Роберта перехватило дыхание. Он зажмурился, а Еремин уже вставал с кресла, и плыли мимо яркие подземные огни. Они перешли на другую дорожку и вновь взмыли выше зданий, и Роберт перестал соображать, куда они движутся, где начало и конец их пути и как вообще можно разобраться в этой бесшумной суматохе, как сориентироваться в пестром круговороте улиц, дорожек, зданий, парков, мобилей и людей.
«Что бы я смог здесь один?» — в смятении думал Роберт, бессознательно стараясь придвинуться поближе к Еремину.
Еремин отрешенно смотрел на кружащийся город, притопывая и что-то напевая себе под нос. Роберту казалось, что они мчатся уже очень долго, именно мчатся, хотя на самом деле дорожка двигалась плавно, со скоростью неторопливо бегущего человека.
Город качался, плыл и кружился, город звенел и ослеплял, город был радугой и каруселью, водопадом и ураганным ветром, штормом и извержением вулкана, он оглушал с непривычки, хотя был почти таким же тихим, как сосновый лес.
Роберт подавленно и покорно следовал за Ереминым по городскому лабиринту. Они шли светлыми переходами в людском потоке, поднимались куда-то на эскалаторе, опять шли вдоль бесконечного ряда разноцветных цветочных газонов, и в памяти остался невероятный образ маленького пруда с желтыми кувшинками, мелькнувшего в очередном переходе.
В себя Роберт немного пришел, только оказавшись в лесу. Сквозь сосновые ветви пробивалось солнце, но жара не ощущалась, и он удивился, почему солнце так высоко — ведь сейчас раннее утро! Он и Еремин сидели на удобных пеньках, а перед ними на пне побольше стояли подносы с бесподобно пахнущей едой.
Роберт почти не помнил, как они выбрались из этого леса в центре города — переходы, эскалаторы, мелькание лиц, — и вновь стал ощущать реальность происходящего, только очутившись в парке, на скамье под тополями.
— Ну как? — Еремин улыбнулся, и от улыбки его широкое загорелое лицо стало еще добродушнее. — Как чувствует себя человек из леса?
Роберт ошалело помотал головой:
— Мы на самом деле завтракали в лесу?
Еремин опять улыбнулся:
— Этот лес создавал и я. Немного техники, немного иллюзии, немного фантазии — вот и все!
— А пруд? Пруд тоже был?
Роберт не думал, что этими вопросами выдает себя с головой.
— И пруд, — кивнул Еремин. — И водопад, и озеро с лебедями. Настоящими. И горы есть, и дельта Нила, и Тихоокеанское побережье. В переходах, зданиях, парках. И небольшой лунный кратер.
— Скажите… — Роберт замялся, подыскивая слова. Ему было очень важно услышать мнение не авторов говорящих книг, и не наставников, a просто постороннего человека. Случайно встреченного человека. — Скажите, вы собой довольны? Ну, жизнью своей довольны? Не чувствуете, что вас сдерживают? Или, там, принуждают?
Еремин немного озадаченно посмотрел на Роберта, потер широкий подбородок, но, в общем-то, не удивился, словно предполагал, что Роберт может задать странный вопрос. Роберт не знал, что экраны всепланетной связи сообщили землянам о нем и Малютке еще в то время, когда патрульный корабль только начинал догонять бегущую по орбите голубую планету.
— Насчет довольства собой… — размышляя, начал Еремин. — Думаю, нет человека, полностью довольного собой. Жить такому человеку было бы скучно. А вот жизнью — такой жизнью — доволен. Вполне. И все довольны. Потому что интересная жизнь. Теперь насчет сдерживания. Мне подобный вопрос просто никогда в голову не приходил. Но постараюсь ответить. Обществу незачем меня сдерживать, поскольку я в меру своих способностей работаю для его, а значит, и для своего блага.
— А если не хотите работать для его блага?
— Как это? — изумился Еремин. — Мне же никто не навязывал мою работу. Она же для меня не наказание, а удовольствие. Другое дело раньше. Понятно, что египетские рабы работали из-под палки, потому что им вовсе не хотелось строить пирамиду Хеопса, а хотелось, скажем, сочинять стихи или делать красивую посуду. Понятно, что крепостной мужик не мог получать удовольствия от работы, потому что его принуждали работать на другого. Действительно принуждали. Но я ведь сам выбираю занятие по душе!
— Ну а если не нашлось занятия по душе? — не сдавался Роберт.
— Да не может такого быть! Не может! Сейчас так много профессий, что всегда можно выбрать свою, именно свою! Нет в мире людей, которые ни на что не были бы способны. Не зафиксировано ни одного такого случая, и не будет таких случаев никогда. Ведь мы с раннего детства получаем обилие самой разнообразной информации о различных профессиях и к шестнадцати годам уже можем выбрать свою. Да, бывает и так, что человек, поработав физиком, вдруг осознает, что его тянет в лирику, что избранная профессия его не устраивает. Но он всегда находит другую, всегда! Труд не может быть в тягость, потому что он творческий, твор-чес-кий! Человек не просто работает, работают роботы — он еще и думает при этом. Потому мы так далеко и шагнули вперед буквально за последние десятилетия. — Еремин прислонился к спинке скамьи, помолчал, словно прислушиваясь к голосам за деревьями парка и смеху на детской площадке. — И еще насчет довольства. Сам понимаешь, что полное, абсолютное довольство собой — это остановка, смерть. Абсолютно довольные собой люди никогда не ушли бы дальше пещер. Зачем? Зачем города с искусственным климатом, если есть пещеры, зачем синтетики, если есть шкуры? Возьми сук потолще, убей мамонта и грейся в пещере у огня! Зачем читать и писать, зачем создавать «Войну и мир» и «Джоконду»? Только вперед. По-другому нельзя. По-другому и не живем. Понятно?
Роберт молча кивнул. Все это нужно было хорошенько обдумать.
— А раз понятно — я пошел. Иначе имею все шансы кое-куда опоздать. — Еремин встал и протянул Роберту руку: — До встречи. Заходи в гости. Волжский проспект, девятнадцать. Виктор Еремин. Запомнишь?
— Да. Волжский проспект, девятнадцать.
Роберт пожал крепкую ладонь Еремина. Вот уже второй человек приглашал его в гости. Роберту очень хотелось верить, что это не простая вежливость, что и в Больших Полянах, и на Волжском проспекте ему действительно будут рады.
Но он не решался в это поверить.
— Назад дорогу найдешь? — спросил Еремин.
— Куда назад? — насторожился Роберт.
— В лес.
— Найду.
— Если что, спрашивай любого, не стесняйся. «Апельсины» у центрального входа в парк. До свидания!
— До свидания, — сказал Роберт, и Еремин ушел по дорожке к высоким кустам, за которыми чуть слышно гудела улица.
«Кажется, существование мое теряет смысл, — растерянно размышлял Роберт. — Потому что борьба бесполезна и даже более того — бессмысленна… Ну как будешь с ними бороться, ради чего?… Мне нечего здесь делать… Что мне делать здесь? А где еще?… Я никому ничего не должен, и цели у меня нет… А я ее искал?…»
Внезапно ему пришла в голову одна мысль, и он согнулся, словно опять заболело там, внутри, где когда-то помещали душу.
