— А если они не пожелают?
— Тогда они обречены на самоизоляцию. А ведь человек прожить в одиночку не сможет. Если общество его отвергнет, то хочет он этого или не хочет, ему все же придется изменить свои взгляды.
— Но это же насилие!
— Да! Насилие всего монолитного общества над одиночкой, идущим против течения. Подчеркиваю: одиночкой. Не могут же абсолютно все ошибаться, а только он быть правым! Кстати, никто из вернувшихся не захотел поставить себя вне общества.
— А мой отец?
Из разговоров на патрульном корабле Роберт узнал, что отец заявил о своем намерении сколотить вооруженную организацию и бороться до победы. Поэтому и находился под наблюдением.
— Я говорю о конечном итоге, — ответил Либетрау. — Поведение твоего отца не исключение. Скорее, норма. Так вели себя и другие, но поверь — все они в конце концов приходили к выводу, что сопротивление обществу бесполезно. Кстати, о Юджине Харнсе. Мы очень долго беседовали, и многое узнали о его взглядах. А все его взгляды сводятся всего лишь к такому вот звериному принципу: кто сильнее, тот и прав. Сейчас сильнее мы — значит, мы и правы. Задача теперь заключается в том, чтобы убедить его в справедливости наших воззрений. Не в относительной справедливости, не в справедливости с точки зрения какой-то одной группы людей, а в справедливости всеобщей, справедливости взглядов всего общества. И мы это сделаем. И чем быстрее нам представится возможность убедить тех, кто еще там, — Либетрау показал пальцем вверх, — тем будет лучше. А зависит это, в первую очередь, не столько от нас, сколько от вас. От тебя, Роберт.
Разговор начинал направляться в нежелательное для Роберта русло, поэтому он нетерпеливо передернул плечами и спросил:
— Значит, я увижу Юджина дня через три-четыре?
— Не раньше. Я ему все передам.
— Спасибо! — искренне сказал Роберт.
— До свидания!
Либетрау опустил руку под столик и исчез, растворившись в голубом мерцании экрана. Его неожиданное исчезновение слегка задело Роберта, словно он намеревался сказать Либетрау что-то очень важное, а его не захотели слушать.
— Ну и ладно! — сказал он пустому экрану. — Как хотите!
И прошли три дня учебы, а по утрам, когда все исчезали в лесу или на речке, Роберт гонял мяч с малышом в полосатых трусиках, который обучал его трудным основам игры в футбол. Тело его оказалось поразительно неуклюжим, он «мазал» по мячу под безжалостный смех первоклашки, злился, но упорно старался покорить непослушный вертлявый мяч, который прыгал в разные стороны вопреки всем законам физики и никак не желал лечь точно на ногу, чтобы стремительно влететь в прямоугольник ворот. Выходить по вечерам на футбольное поле вместе со всеми Роберт еще не решался, но, обливаясь потом под жарким солнцем, предвкушал тот момент, когда займет полноправное место в команде и с лету вколотит под перекладину решающий гол в традиционно упорном матче с десятиклассниками.
Роберт занимался с наставником Генрихом в прохладной аудитории, когда слегка растерянная наставница Анна с теннисной ракеткой в руке вошла в двери.
— Гриссом, там к тебе, — сказала она, глядя почему-то на наставника Генриха, и Роберт поспешно вскочил.
«Малютка! — ликовал он, вприпрыжку сбегая по лестнице. — Малютка Юджин здесь!»
Там, на корабле, летевшем к Земле, они ни разу не виделись. Роберт не знал, что думает Малютка о будущей их судьбе. Втайне он надеялся, что, несмотря на свое неожиданно покорное поведение на станции, Юджин найдет-таки выход из положения, сумеет завладеть кораблем и сделает все возможное, чтобы вернуться на Базу. Но этого не произошло. Не было выстрелов и криков, не ворвался Малютка в каюту с радостным воплем: «Мы свободны, сволочь!» — и больше они не встречались. Да, честно говоря, в те дни Роберт почти забыл о Малютке — слишком много было новых неожиданных, обескураживающих впечатлений. И вот Малютка в интернате!
Роберт с трудом подавил желание повиснуть на шее у рыжего великана, окруженного восхищенной его габаритами малышней. Увидев Роберта, Юджин крякнул и засопел. И почудилось вдруг Роберту, что где-то за спокойными коттеджами, в соснах, тянется невидимым кольцом темный коридор, по которому можно ходить и вперед и назад, но только по кругу. И еще почудилось ему, что Малютка Юджин может внезапно исчезнуть, как исчез с экрана Либетрау, потому что Юджин был оттуда, из того коридора, который не имел никаких прав на существование здесь, среди коттеджей и бассейнов, освещенных солнцем.
…Они сели на берегу, у излучины, напротив маленького песчаного пляжа, свесив ноги с невысокого глинистого обрыва. Малютка Юджин подвернул брюки почти до колен, расстегнул рубашку, сощурился и стал похож на довольного ленивого кота.
— Машины у них что надо! — рассказывал он, постукивая босой пяткой в глинистый берег. — Я еще на патрульном излазил всю рубку. Мать честная! Там, видать, такие Архимеды поработали, что нам и не снилось!
Роберт невольно улыбнулся, услышав об «Архимедах». Подобные слова в лексиконе Малютки были новинкой.
— Представляешь, они тут же дали мне залезть в комбайн контроля и показали чертежи, — Юджин потряс головой. — В общем, насмотрелся я! А на верфи так вообще чудеса! Пришлось теорией подзаняться.
Юджина прямо-таки распирало от удовольствия. Роберт слушал и изумлялся его чудесному преображению. Малютка в тысячу раз убедительней самых убедительных, но голословных примеров показывал, как может измениться человек, у которого появилась цель в жизни. Малютка молотил пятками по берегу и с наслаждением сыпал техническими терминами. Он говорил о том, что новые двигательные системы, разработкой которых занимались какие-то Парсадарян и Ван де Кроул, произведут настоящую революцию в сфере космических средств передвижения и давал понять, что и он, Юджин Харнс, тоже постарается не остаться в стороне от этой революции.
— А как насчет выпивки? — коварно спросил Роберт.
— Что?
— Я говорю, выпить иногда не хочется?
Юджин перестал болтать ногами, ссутулился и вздохнул:
— Так где ее взять? Согласился на лечение, а то бы рехнулся — спал и видел наши бутылочки!
— И помогло?
— Еще как! Когда засыпал, чуть не выл, до чего хотелось, а проснулся — никакого желания. Во сила!
— Что же ты о себе рассказал?
— А ничего. Они не допытывались, а я помалкивал, что грешен. Что висит на мне кое-кто. Ты же не донесешь?
Роберт даже отодвинулся от рыжего великана:
— Обижаешь! Да им это и ни к чему. Им главное — какой ты сейчас, а то, что дрянью был — и так понятно.
— Но-но, полегче! — Юджин насупился. — Можно подумать, сам ангел.
— А что, и прикончить можешь?
Юджин вытер рукавом вспотевший лоб, сказал миролюбиво:
— Прекрати. Выбрались — и слава богу!
