В зале было темно, тусклый коридорный свет помогал очень мало, и ему пришлось встать на четвереньки, чтобы не пропустить ни одного уголка.
Поиски успеха не принесли. Кастет, видимо, подобрали Жорж с Одноухим или кто-нибудь из тех, что вышли из зала потом.
Он шел по коридору к своей каморке и злился на себя, и очень удивился, когда навстречу попался Джордж О’Рэйли. Что за черт! То не видишь по месяцу, а то постоянно мозолит глаза!
О’Рэйли остановился в нескольких шагах и ждал, когда Роберт подойдет. Его седые волосы были аккуратно причесаны, сухие губы плотно сжаты.
— Привет, мистер О’Рэйли, — сказал Роберт и хотел пройти мимо, но О’Рэйли остановил его, положив длинные сухие пальцы ему на плечо.
— Как дела, Роберт? — О’Рэйли посмотрел на его забинтованную голову. — Все в порядке?
— Если не считать того, что моего Скотину прикончили, — угрюмо ответил Роберт.
— Да-да! — вздохнул О’Рэйли и скорбно поджал губы. — Когда в доме начинаются раздоры — недалеко до больших бед.
«Эти раздоры длятся уже тридцать лет», — подумал Роберт, но промолчал.
— Ничего, — продолжал О’Рэйли, успокаивающе кивая. — Мы восстановим мир во имя нашей единой цели.
Роберт открыто фыркнул, но О’Рэйли словно не заметил насмешки.
— Господь бог с нами, и он не даст нам погрязнуть в трясине раздоров, — голос О’Рэйли стал назидательным. — История знает немало примеров того, как люди, раздираемые распрями, объединялись для совместной борьбы, в результатах которой были заинтересованы они все. Так что наш случай не исключение и в сердцах наших не должно быть места унынию. Тем более, что покойный, — О’Рэйли понизил голос, — был из той самой породы паршивых овец, которые портят все стадо.
«Таких овец у нас сколько угодно, — подумал Роберт. — Все стадо из таких овец».
— Тебе уже сказал Паркинсон? — после короткого молчания осторожно спросил О’Рэйли.
— О чем? Я только что из медцентра.
О’Рэйли вздохнул и ссутулился:
— Наш Энди раздобыл плохие известия…
Энди был удивительным человеком. Энди не пил и плевал на всех женщин, кроме своей тихой и болезненной жены Айрин. Айрин любила органную музыку и вечно слушала ее, отрешенно взирая на стену каморки, увешанную цветными фотографиями самых разных уголков Земли. Энди нашел себе отдушину на другой манер. Он был радистом, то есть полным хозяином великолепного радиоузла Базы, оснащенного всеми тридцатилетней давности новинками радиоаппаратуры, и находился в курсе всех земных и внутрисистемных дел, чуть ли не вплоть до того, что было на обед у ареологов Теплого Сырта или сколько горючего израсходовал разведчик «Орион», прежде чем выяснилось, что он промахнулся мимо Лиситеи. Энди мог рассказать множество интересных вещей, только ими никто никогда не интересовался. Потому что от знания этих вещей было не легче. А вот Энди слушал радиоголоса, блуждающие по Солнечной системе, и никому не жаловался на жизнь. Как и Паркинсон.
— «Стремительный»? — холодея, спросил Роберт.
О’Рэйли молча кивнул.
— Ну?! Что с ребятами?
— Мужайся, мальчик. Господь бог…
— Короче!
О’Рэйли еще раз вздохнул:
— Они подошли к Фобосу… Знаешь, где у коммунистов научный центр. Это сообщили в новостях…
— Ну?! — опять нетерпеливо крикнул Роберт.
— Ударили торпедами. «Жертв нет, повреждения ликвидируются», — так передали в новостях. Их обнаружил патруль. О подробностях не говорят. В общем, их взяли на буксир и посадили на Фобос. Это пока все.
— Наверное, они расстреляли весь комплект, — растерянно пробормотал Роберт. — У патрулей скорость больше и маневренность лучше… Эх, если бы отбить патрульный!
О’Рэйли укоризненно покачал седой головой:
— Мне кажется, ты не слишком обеспокоен судьбой своего отца.
— Да мне больше жаль «Стремительного»! — зло сказал Роберт.
— Ты забываешь книгу Исход. Почитай отца твоего…
— А дальше?! — крикнул Роберт. — Что же вы замолчали, мистер О’Рэйли? Напомнить? Чтобы продлились дни твои на земле, которую господь, бог твой, дает тебе. Где она, эта земля, мистер О’Рэйли?
— Пока здесь! — твердо ответил О’Рэйли, выпятив острый подбородок.
— А-а! — покривился Роберт. — Ладно, надо выручать ребят.
О’Рэйли встрепенулся:
— Что ты хочешь делать? Не натвори глупостей, Роберт. Ибо сказано…
Роберт зло прищурился:
«Сейчас я тебе выдам, мистер Умник! Навеки пропадет охота читать мне проповеди!»
— Блаженны те, кого преследуют за правое дело, кого поносят и позорят за него, так что ли, мистер? Возрадуйтесь и ликуйте, ваше царство небесное! Радоваться прикажете? А может, и желать добра тем, кто проклинает нас, и творить добро тем, кто ненавидит нас? Целоваться с ними, мистер О’Рэйли? Или как?
— Роберт!..
— Так-то, мистер! Целуйтесь сами, мы придумаем что-нибудь поинтересней. Пока, мистер, помяните нас в своих молитвах!
Он оставил ошарашенного О’Рэйли и побежал боковыми коридорчиками, в которые совсем не проникал свет синих огней.
«Малютка наверняка в баре или у Джин, — размышлял он на бегу. — Сначала к ней, это ближе… Ты спрашивала когда-то, Гедда, в чем смысл жизни. У каждого свой смысл — вот тебе мой ответ. Для нас же он в борьбе. А там, где борьба — без жертв не обойтись… И все-таки рано радуетесь, господа коммунисты! Черта с два вам удастся поживиться на этот раз! Только бы поскорее найти Малютку…»
Он взлетел по винтовой лестнице на другой ярус, чуть не сбил с ног выплывшую из умывальной комнаты Анджелу Макдивитт в потрепанном длинном халате и перевел дыхание только у двери Вирджинии.
Вирджиния лежала поверх одеяла и, закинув ноги на спинку кровати, рассеянно листала журнал. На ней была лишь короткая прозрачная комбинация, задравшаяся чуть ли не до груди. Увидев Роберта, она не изменила позы, только лениво бросила журнал на пол и взяла с низкого круглого прикроватного столика бокал. Роберт оторопело уставился на нее, почувствовав, что вдруг вспотел — и совсем не от бега.
— Стучаться тебя учили, мальчик? — лениво произнесла Вирджиния, рассматривая свое отражение в большом зеркале, вделанном в потолок прямо над кроватью.
— Прости, Джин! — очнувшись наконец, нетерпеливо сказал Роберт. — Торопился.
— О-о, ко мне? — Вирджиния округлила глаза. — Да еще забинтованный?
— Вообще-то, к Малютке. Где он?
— Он мне не докладывает! — фыркнула Вирджиния.
Она задрала ногу, зевнула и принялась ее изучать.
— А давно он здесь был?
— А тебе-то что? — возмутилась Вирджиния. — Не терпится занять его место? А я маленьких не люблю, просто дурачусь в коридоре.
