Похоже, не миновать несчастной дыбы. Вот даже своего личного лекаря Дмитрий Шуйский на допрос пригласил, чтобы Анастасия ненароком не откинулась. Ибо палачи, излишне усердствуя, многих людей на тот свет до суда отправили.
Пойдет ли достойный человек, даже бедняк, на такую работу, где нужно другому человеку боль причинять, кости ломать? Выродки идут, садисты, мерзавцы, сами нередко бывшие разбойники.
Впрочем, разбойник разбойнику рознь. Хоть и врагом был всему боярству Болотников, но это достойный враг. А в иных злодеях нет ничего человеческого.
Дмитрий сидел в кресле и очень противно ухмылялся. Ему нравилось вести допрос, особенно женщин. Шуйский видел, как сквозь намокшую сорочку просвечивает ладное, юное тело Анастасии, как она старается откинуть волосы, чтобы прикрыть свою красивую грудь. Она ведь из рода князей Трубецких, пусть и младшей ветви. Чего вдруг связалась с разбойниками?
Один из палачей проверял прочность ремней на дыбе, другой готовил жаровню, третий — различные сверла и клещи подкладывал поближе к огоньку. Все делалось так, чтобы пленнице были хорошо видны эти приготовления.
Дмитрий Шуйский мягким голосом спросил:
— Ты ли Анастасия Трубецкая, любовница вора и анафемы Болотникова?
Девушка посмотрела прямо в глаза родственнику царя и дерзко ответила:
— Я не любовница, а законная перед Богом жена Ивана, атамана казачьего, Болотникова, — Анастасия перевела дух и с надрывом перешла на крик:
— И не вор мой муж, и не анафема вовсе, а заступник простого народа русского!
Палачи угрожающие зашипели и двинулись к Трубецкой. Скопин-Шуйский прикрикнул на них:
— Сидеть, холопы! Команды вам не было!
Дмитрий Шуйский одобрительно посмотрел на своего в каком-то колене племянника и, сохраняя показную мягкость тона, спросил:
— Неужели ты, такая красивая и молодая женщина, совсем не хочешь больше жить?
Ответ оказался достойным:
— На коленях жизнь — не жизнь, стоя смерть — не смерть!
Князь Михаил не удержался и воскликнул:
— Огонь-баба! Хорошо сказала!
Дмитрий Шуйский же с кислым видом пробурчал:
— Так ведь тебя пытать будут! Мучить так, что ты заголосишь, словно корова на бойне!
И, повысив голос, мучитель злобно добавил:
— Если не образумишься — разденут совсем и на дыбу вздернут!
Скопин-Шуйский обратился к родственнику, ведущему допрос:
— Не спеши, Дмитрий. Баба молодая и рода княжеского. С ней нужно сыск вести бережно. Покормить, расспрашивать ласково.
— Я и так ласков чрезмерно, — сказал Дмитрий Шуйский.
А князь Михаил сделал жест. Появилась служанка в белом крестьянском платье с серебряным подносом в руках. Мягко ступая, она принесла гуся с яблоками и выпеченный в форме замка пирог. Еще одна прислужница, худенькая девушка, внесла большой позолоченный кувшин с вином и несколько засушенных заморских фруктов на закуску.
Скопин-Шуйский отломил гусиную ножку и кусок пирога, повернулся к пленнице:
— Перекуси с нами, Анастасия Петровна.
Женщина судорожно сглотнула. Она уже двое суток не ела. Запах только что запеченного гуся щекотал ноздри.
Дмитрий Шуйский недовольно сказал:
— Не пирожками и гусятиной такую бабу надо баловать, а батогами по пяткам!
Анастасия не притронулась к угощению, но молча плюнула в сторону Дмитрия.
Шуйский заорал:
— Хватит! На дыбу ее вздернуть!
Палачи приблизились к женщине, но князь Михаил снова остановил изуверов:
— Назад! Рано ее на дыбу! Допрос еще не учинили как следует.
Брат царя посмотрел на Скопина-Шуйского взглядом, в котором было столько злости, что можно выцедить яду на целый полк лучников с отравленными стрелами. Еще бы, срывает такое удовольствие — писаную красавицу на царской дыбе помучить. Может, он на дочь Трубецких виды имеет?
Шуйские и Трубецкие — давние соперники. Если род Шуйских представлял собой одну из ветвей Рюрика, то Трубецкие брали начало от самого Кия, основателя Киева. Это один из старейших родов на Руси, так же претендующий на власть и на царство после того, как прямая ветка царского рода отпала.
Дмитрий и Михаил принадлежали к одному роду. Но Шуйский не любил Скопина-Шуйского. Дмитрия раздражала растущая популярность молодого богатыря, на фоне которого сам Шуйский выглядел заморышем. Тем не менее, брат царя прислушивался к князю Михаилу. Вот и в тот раз Дмитрий дал палачам отбой и продолжил допрос.
— Занималась ли ты непотребным для бабы делом, брала ли в руки саблю и рубила наших солдат? — спросил Шуйский.
Анастасия на это ответила:
— Я все делала, что велел мне мой долг перед своим народом! Я воевала против злой власти господ.
Дмитрий недовольно сказал:
— В первую очередь твой долг — это долг перед Богом. Сказано в писании: повинуйтесь рабы господам, не только добрым, но и злым. Ибо это ваш грех перед Всевышним Творцом!
Анастасия, ничуть не смутившись, ответила:
— Когда Адам пахал, а Ева пряла, где в это время была знать?
Дмитрий стукнул кулаком по столу и прокричал:
— Не смей мне отвечать вопросами! Ты сражалась с оружием в руках против воинов царских и уже этим заслужила смерть!
Анастасия смиренно ответила:
— Да, я сражалась, но не победила, и поэтому пойду на плаху!
Скопин-Шуйский одобрительно сказал:
— Она храбра как настоящий витязь. И этим заслуживает снисхождения!
Шуйский проигнорировал реплику Михаила и продолжил допрос:
— Писал ли Иван Болотников подметные письма с призывом мятежа кому-нибудь из особей сановитых?
Анастасия, попыталась улыбнуться:
— Да, разумеется, писал!
Брат царя удовлетворенно потер руки и более мягким тоном спросил:
— Ну и кому же, голубка?
Анастасия вновь с улыбкой ответила:
— Дмитрию Шуйскому писал!
Брат царя крикнул писцам:
— Не записывать! — потом обратился к палачам:
— Вывернуть наизнанку кожу этой стерве!
Скопин-Шуйский опять попытался успокоить Дмитрия, хотя понимал, что женщине пыток не избежать. Воеводе нравилась Анастасия. Не только внешне. В ней было столько мужества и убежденности в своей правоте! Позавидовать можно!
— Не стоит сердиться, — сказал Михаил Шуйскому. — Письма Болотников мог кому угодно слать: и мне, и тебе. Он на то и разбойник, чтобы среди верных царских слуг сеять смуту!
