Это был такой момент, как в фильме ужасов, когда ты во всю глотку хочешь заорать: НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! Но Квасирова сострадательность оказалась сильнее его мудрости.
– Что ж, – вздохнул Квасир. – Давайте взглянем на ваши бумаги.
И он последовал за гномами в их пещеру.
Я сгорал от желания кинуться за ними, предупредить Квасира, но мои ноги словно приросли к земле. И вот внутри пещеры раздался пронзительный крик. Это кричал Квасир. Через несколько мгновений я услышал звук, похожий на гудение цепной пилы. А потом жидкость полилась в котел. В этом месте я бы обязательно проснулся, если бы мог.
Но сон продолжался, только он снова изменился.
Рядом со мной возвышался трехэтажный особняк в колониальном стиле, выходивший фасадом на парк. Это, наверное, Салем или Лексингтон, в общем, один из этих сонных городишек с богатой историей неподалеку от Бостона
[40]. Вход обрамляли белые колонны. Воздух был напоен медвяным ароматом жимолости. На флагштоке реял американский флаг. До того идиллическая картинка – прямо ни дать ни взять Альфхейм, только солнце не выжигает глаза.
Дверь распахнулась, и по кирпичным ступеням скатилась худенькая фигурка. Как будто ее вышвырнули из дома.
Алекс Фьерро лет четырнадцати – на пару-тройку лет моложе, чем нынешняя. По левому ее виску стекал ручеек крови. Упав, Алекс ободрала ладони и коленки и теперь ползла на четвереньках по дорожке, оставляя за собой алые капли. Будто рисовала на цементе губкой.
Напуганной она не выглядела. Скорее сердитой и обиженной. И в глазах у нее застыли бессильные слезы.
В дверях появился мужчина средних лет – коротко стриженные темные волосы с проседью, идеально отутюженные черные широкие брюки, начищенные до блеска черные ботинки и накрахмаленная сорочка – такая белая, что аж глазам больно. Я так и услышал голос Блитцена: «Сэр, вам просто необходим яркий акцент!»
Сложением мужчина походил на Алекс – такой же худощавый. И лица у них были красивые на один манер: черты правильные, но очень уж резкие. Как грани бриллианта: издали восхищайся на здоровье, но попробуй тронь – обрежешься.
В облике мужчины, казалось бы, не проступало ничего пугающего. Он не был высоким или мощным. Он выглядел как банковский служащий. И все же что-то очень жуткое ощущалось в жесткой линии его подбородка, в пристальном взгляде, в том, как он стискивал зубы и кривил рот. Мимика у него была какая-то неживая, нечеловеческая. Мне ужасно хотелось защитить от него Алекс, но я не мог шевельнуться.
Мужчина взвешивал в руке что-то керамическое размером с футбольный мяч – что-то похожее на бело-коричневое яйцо. Я присмотрелся. Предмет оказался бюстом с двумя разными лицами бок о бок.
– БЫТЬ НОРМАЛЬНЫМ! – Мужчина швырнул скульптуру в Алекс. Бюст разлетелся, грянувшись о цементную дорожку. – Нормальным ребенком! Вот все, чего я требую от тебя! Неужели это так дьявольски трудно?!
Алекс с трудом поднялась на ноги и повернулась к отцу. Лиловая юбка прикрывала колени, затянутые в черные легинсы. Зеленая безрукавка не защитила руки при падении – локти Алекс в результате напоминали отбивную. Волосы у нее во сне были длиннее, чем сейчас; зеленый хвост торчал из темного затылка, как пламя в камине у Эгира.
– Я и есть нормальная, отец. – Последнее слово Алекс прошипела, будто ей неприятно было даже произносить его.
– Никакой больше помощи от меня не жди. – Его голос звучал сурово и холодно. – И никаких денег тоже.
– Не нужны мне твои деньги!
– Вот и прекрасно! Значит, больше достанется моим настоящим детям. – Он плюнул себе под ноги. – У тебя ведь были такие дарования. У тебя есть склонность к ремеслу, почти как у твоего деда. И что с тобой стало теперь?
– К искусству, – поправила Алекс.
– Что?
– К искусству. Не к ремеслу.
Ее отец презрительно махнул в сторону глиняных осколков:
– Это не искусство. Это мусор.
Алекс не сводила глаз с отца. Воздух меж ними сделался сухой, горький. Каждый, судя по всему, ждал, что другой сделает первый шаг: извинится, отступит или разорвет навсегда нить, что их связывает.
Алекс ничего этого не сделала.
Ее отец разочарованно покачал головой, как будто удивляясь, как он докатился до такого. А потом развернулся и ушел в дом, хлопнув дверью.
И внезапно я проснулся.
– ЧТО?!
– Да не бойся, соня. – Надо мной стояла Алекс Фьерро. Нынешняя Алекс, одетая в вырвиглазный желтый плащ. Может, наш драккар уже начал ее понемногу поглощать? Оказалось, возле моей головы Алекс брякнула на палубу целую походную кухню – вот откуда разбудивший меня грохот. И вдобавок кинула яблоко мне в руки. – Завтрак подан. И обед заодно.
Я протер глаза. Мне казалось, я все еще слышу голос ее отца и чувствую медовый запах жимолости.
– И сколько я спал?
– Почти шестнадцать часов, – сообщила она. – Ты немногое пропустил, так что мы решили тебя не будить. Но теперь пора вставать.
– Почему?
Я уселся в спальном мешке. Друзья сновали по палубе – отвязывали лини, закрепляли весла. В воздухе висела зябкая морось. Наш драккар пришвартовался к длинной набережной. Одетые в камень берега реки терялись среди кирпичных домов. Все это сильно смахивало на Бостон.
– Добро пожаловать в Йорвик, – провозгласил Хафборн. – Ну, или как его нынче именуют, в Йорк.
Глава XVII
Каменная стена сидит в засаде
Если вам вдруг любопытно, Старый Йорк ни капли не похож на Новый. То есть на Нью-Йорк.
Старый Йорк куда старее.
Магнус Чейз, талантливый экскурсовод, к вашим услугам. Добро пожаловать.
Хафборн Гундерсон не испытал благоговейного восторга по поводу возвращения в места боевой славы.
– Ни один порядочный викингский город не стоит так далеко от моря, – ворчал он. – И чего Ивару взбрело в голову морочиться с этим местом? Мы целое утро потеряли, пока тут плыли: двадцать пять миль вверх по реке Уз.
– По какой реке? – переспросил я. – Ус?
– Да не ус, а Уз, – расплывшись в улыбке, поправил Ти Джей. – Рифмуется со словом «союз». Я об этой реке читал в путеводителе!
Тьфу ты! Со словом «союз» рифмуется всякая фигня. Например, «груз». Или «шлюз». Или «картуз». И главное, бесит, что Ти Джей так много знает об Англии. Ну да, конечно, если полторы сотни лет слоняешься по Вальгалле, то уж как-нибудь забредешь в библиотеку. А библиотека там шикарная.
