Четыре лапы чудовища были размером с крышку помойного бачка каждая. Короткие задние ноги волочились за длинным туловищем ящера. В нем было футов пятьдесят от носа до кончика хвоста, а вдоль хребта торчали шипы длиннее моего меча.
Его морду я уже видел во сне: горящие зеленые глаза, приплюснутый сопливый нос, жуткая пасть с рядами клиновидных зубов. Голову венчала грива из зеленых перьев. Рот чудовища напомнил мне пасть волка Фенриса
[56] – слишком широкий и выразительный для зверя, с почти человеческими губами. Но неприятнее всего выглядели клочья белых волос на лбу – все, что осталось от некогда великолепной шевелюры мистера Олдермана.
Обновленный Олдерман, Олдерман-дракон, выползая из логова, то бормотал, то ухмылялся, то рычал, то принимался зловеще хохотать – и все это безо всякой причины.
– Нет, господин Олдерман, – прошипел он. – Вам никак нельзя уходить! – И раздраженно выплюнул струю белого пламени, опалив стволы деревьев поблизости.
От жара брови у меня затрещали, как рисовая бумага.
Я боялся пошевелиться. Не решался даже взглянуть, как там мои друзья.
Вы, возможно, хотите сказать: «Да ладно, Магнус, тебе ведь не впервой иметь дело с драконами!»
Ну да. Мне доводилось встречаться с ними раз-другой. Однажды я даже сразился со старым линдвормом.
Но никогда до этого дня я не видел дракона, который раньше был моим знакомым. Никогда не видел, чтобы кто-то превращался в нечто столь ужасное, столь вонючее, столь злобное… и в то же время столь честное. Перед нами предстал настоящий мистер Олдерман, его истинное «я» во всей красе.
Вот что ужаснуло меня. Не понимание, что эта зверюга может зажарить нас заживо, а мысль о том, что кто-то способен быть таким чудовищем внутри. И я невольно задумался: а если бы я надел кольцо? Если бы худшие помыслы и недостатки Магнуса Чейза обрели форму, кем бы я стал?
Дракон сделал еще шаг и вышел из пещеры почти весь, только кончик хвоста остался внутри. Я затаил дыхание. Если чудовище выбралось поохотиться, возможно, нам удастся прошмыгнуть в логово в его отсутствие, забрать точило и смыться из Альфхейма без боя. Я бы что угодно отдал за такую легкую победу.
Дракон застонал:
– Как же пить хочется… Река ведь совсем недалеко, господин Олдерман. Может, сбегаем глотнуть водицы?
И рассмеялся сам над собой:
– О нет, господин Олдерман. Ваши соседи коварны. Подражатели! Эпигоны! Они только и ждут, чтобы вы оставили свои сокровища без охраны. Все, заработанное вашим потом и кровью! Ваше богатство! Сокровища, принадлежащие вам одному! Нет, господин. Ступайте назад. Назад!
Шипя и плюясь, дракон убрался обратно в пещеру, оставив по себе только запах дохлых лягушек и несколько тлеющих деревьев.
Я все еще не мог двинуться с места. Сосчитал до пятидесяти, ожидая, что дракон вот-вот появится снова, но, похоже, на сегодня это было все.
Постепенно напряжение стало отпускать. Я обмяк в нашем убежище за поваленным деревом. Ноги противно тряслись. И ужасно хотелось писать.
– О боги, – выдавил я. – Хэрт, я…
А дальше мне не хватило слов. И язык жестов тоже был бессилен. Как тут посочувствовать другу или хотя бы отдаленно представить, каково ему сейчас?
Хэрт сжал губы в тонкую линию. В его глазах горела стальная решимость, выражением лица он стал похож на отца в былые времена.
Он раскрыл ладонь и ткнул себя большим пальцем в грудь: «Я в порядке».
Иногда люди (и не люди тоже) лгут, чтобы обмануть других. Иногда они лгут, потому что им нужно, чтобы ложь стала правдой. По-моему, Хэрт сейчас делал второе.
– Эй, дружище, – прошептал Блитцен, одновременно показывая то же самое на языке жестов. Голос гнома звучал придушенно, будто его раздавил дракон. – Мы с Магнусом можем и вдвоем справиться. Оставь это нам.
Мысль о том, чтобы вдвоем с Блитценом выступить против дракона, не сильно помогла мне забыть о туалете, но я кивнул:
– Ага. Ясное дело. Может, выманим его и прошмыгнем…
– Вы оба ошибаетесь, – показал Хэрт. – Мы должны убить его. И нужно, чтобы я участвовал.
Глава XXV
Мы измышляем феерически кошмарный план
А ну придумайте худшее место для военного совета!
Правильно: у разрушенного колодца, где погиб брат Хэртстоуна. И еще надо, чтобы вокруг был дремучий лес и при этом мы находились в моем самом нелюбимом из всех Девяти Миров, где нас никто ни за что не станет спасать.
В общем, как-то так.
Я вытащил Джека и посвятил его в курс дела. В кои веки он не заверещал от восторга и не разразился очередным хитом.
– Кольцевой дракон? – Его руны померкли и теперь еле светились серым. – Ох, это пропащее дело. От проклятых колец происходят худшие драконы.
Я перевел это знаками Хэрту.
– У дракона есть слабое место, – хмыкнул тот. – Брюхо.
– Что он говорит? – спросил Джек.
Среди друзей Хэртстоуна Джек единственный упирался и ни в какую не соглашался учить язык жестов. Какой смысл, говорил он. Рук-то у него все равно нет. Подозреваю, это Джек прикидывался в отместку Хэрту, который не мог читать у него по губам. По причине полного отсутствия губ. Эти волшебные мечи иногда ужас до чего мелочные.
– Он говорит, брюхо – слабое место у дракона, – перевел я.
– Ну да, – откликнулся Джек без особого энтузиазма. – Шкуру им пробить практически невозможно, но на брюхе есть зазоры в броне. Если заставишь дракона перекатиться на спину – удачи тебе с этим, ха-ха, – можешь вонзить меня в такой зазор и поразить его в сердце. Ты, кстати, пробовал протыкать кольцевых драконов? А я пробовал. Гадость. Кровища у них кислотная.
Я перевел все это Хэрту.
– Джек, а тебе кровь как-то повредила? – спросил я.
– Вот еще! Я Меч Лета! Меня закалили в волшебном пламени, какой-то ядовитой кровью меня не проймешь!
Блитцен кивнул:
– Тут не поспоришь. Закалка у Джека что надо.
– Спасибо, – ответил Джек. – Хоть кто-то способен оценить подлинное мастерство! Если проткнуть мною драконье брюхо, я от этого не пострадаю. Но я пекусь о тебе, сеньор. Одна капля драконьей крови на твоей коже, и тебе крышка. Эта пакость мигом проникнет внутрь. И средства от нее нет.
Я вынужденно признал, что перспектива так себе.
– А ты сам не сможешь с ним сразиться? Ты бы подлетел к дракону и…
