Самира свела брови и сказала:
– Магнус, иди поговори с ней.
– А чего я-то? – Уж больно свирепо Мэллори кромсала воздух ножами.
– Потому что заодно исцелишь ей ногу. – Вот вечно с Сэм не поспоришь! – А я пока подумаю, что делать с дверью.
По-моему, не очень справедливое разделение труда, но я послушался и пошел. Джек парил рядом, восклицая:
– Ах, Норвегия! Есть что вспомнить! Ах, гора мертвых великанов! Есть что вспомнить!
Я на всякий случай встал подальше от ножей.
– Эй, Мак, исцелить тебе ногу?
Она глянула на меня исподлобья:
– Ага, давай. Сегодня у нас День Исцеления Дурацких Ран.
Я присел рядом и положил руки на ее ботинок. Она ругнулась, когда я своей летней магией ставил на место кости.
Закончив, я опасливо выпрямился:
– Ну, ты как?
– Так ты ж типа меня исцелил, забыл уже?
– Да я не про ногу. – И я махнул в сторону поля с мертвыми великанами.
Мэллори нахмурилась:
– Другого способа я не видела. А ты?
Если честно, я тоже. Почему-то я не сомневался, что нам было предначертано использовать точило именно так. Такова воля богов, или вирд, или это у скандинавских норн такое извращенное чувство юмора. В общем, так или иначе нам ничего не оставалось, кроме как проплыть полмира, ценой неимоверных жертв добыть серый булыжник и потом с его помощью натравить друг на друга девятерых олухов.
– Ни Сэм, ни я не смогли бы, – признался я. – Решительные действия – это по твоей части, Фригг правильно сказала.
Джек кружил рядом; его клинок дрожал и повизгивал, как ручная пила.
– Фригг? Ой, да ну ее, не люблю я Фригг. Уж очень она спокойная. И отстраненная. И еще…
– Фригг – моя мама, – проворчала Мэллори.
– А, в смысле Фригг! – воскликнул Джек. – Ну, она-то классная!
– Я ее ненавижу, – уточнила Мэллори.
– Боги, и я! – сочувственно прогудел Джек.
– Джек, – вмешался я, – давай ты слетаешь, посмотришь, как дела у Сэм. Может, посоветуешь ей что-нибудь насчет этой двери. Или споешь. Ей точно понравится.
– Да? Круто! – И Джек молнией устремился петь серенады Сэм.
Сэм за это могла бы врезать мне как следует, но не врежет, потому что Рамадан. Так что придется ей быть добренькой. Какой я все-таки злокозненный тип.
Мэллори ступила на вылеченную ногу. Вроде бы нога функционировала. Для злокозненного типа я не такой уж плохой целитель.
– Да все нормально, – сказала Мэллори. – Просто как-то навалилось все разом. И Фригг, и… это все.
Я подумал о Мэллори и Хафборне. Они вот ругаются с утра до ночи. Я совсем не понимаю их высоких отношений. Понимаю только, что они позарез нужны друг другу. Как Хэртстоуну нужен Блитцен. Как моему кораблю нужно быть желтым. Смысла в этом никакого. И никому от этого не легче. Просто так все устроено, и ничего не попишешь.
– Это его гложет, – поведал я. – То, что вы все время ссоритесь.
– Ну, так он ведь идиот. – И, поколебавшись, Мэллори добавила: – Если, конечно, речь о Гундерсоне.
– Спокойствие, Мак, – усмехнулся я.
– Заткнись, Бобовый Город. – И Мэллори пошла к Сэм.
Возле двери Джек одну за другой выдавал песни, которые, по его мнению, наводили на мысль, как попасть внутрь: «Достучаться до небес», «У меня ключи» и «Прорвись на ту сторону»
[62].
– Как насчет «Может, наконец, заткнешься»? – вздохнула Сэм.
– Может, наконец, заткнешься… – задумчиво повторил Джек. – Это не Стиви Уандер часом?
– Ну что, ребята, как дела? – бодро осведомился я.
Потому что пора уже было вмешаться. Придушить волшебный меч, вероятно, мудреное дело, но у Сэм бы получилось.
– Да никак, – бросила Сэм. – Замка тут нет. Петель тоже. И скважины нет. А Джек не хочет резать железо.
– Но-но, – оскорбился Джек. – Эта дверь – подлинный шедевр. Поглядите, как искусно сработана! И я уверен, тут не обошлось без волшебства!
Сэм закатила глаза:
– Будь у нас дрель, мы бы просверлили дырку, а я превратилась бы в змею и проползла бы внутрь. Но раз дрели у нас нет…
– А вы не пробовали развести створки?
Это спросил женский голос. И доносился он из пещеры.
Мы все так и подскочили. Голос звучал совсем близко, как будто женщина стояла по ту сторону двери, приникнув ухом к железной створке.
Джек затрепетал и засиял:
– Она говорит! О, прекрасная дверь, говори еще!
– Я не дверь, – отозвался голос. – Я Гуннлёд, дочь Суттунга.
– О, – сразу сник Джек, – какая жалость.
Мэллори прижалась губами к двери и заговорила:
– Вы дочь Суттунга? Вы, наверное, стережете узника?
– Нет, – ответила Гуннлёд. – Узник – это я. То есть узница. Я сижу здесь взаперти одна-одинешенька вот уже… Ох, я сбилась со счета… Века? Годы? Которые из них дольше?
Даже при отсутствии Хэртстоуна язык жестов бывает на удивление полезен. Я повернулся к друзьям и прожестикулировал:
– Ловушка?
Мэллори хлопнула себя ладонью по лбу, как бы говоря: «Вот дурак!» Или: «Совсем уже!»
«Выбора нет», – знаками ответила Сэм. И обратилась к узнице:
– Мисс Гуннлёд, а там у вас нет какой-нибудь задвижечки? Или рычажка, чтобы потянуть?
– Будь у меня задвижечка или рычажок, эта пещера не была бы мне темницей. Уж мой отец обо всем позаботился. Они с дядей Бауги просто дергают дверь, и все. Но у них-то есть великанская сверхсила, и к тому же их двое. А среди вас нет парочки обладателей великанской сверхсилы?
Сэм смерила меня оценивающим взглядом:
– Боюсь, что нет.
Я показал ей язык.
– Мисс Гуннлёд, а мед Квасира случайно не у вас?
– Еще чуть-чуть осталось, – сообщила великанша. – Большую часть давным-давно украл Один. – Тут она вздохнула. – Он был такой очаровашка! Я его тогда впустила, за это отец и посадил меня под замок. Но мед есть еще на донышке одной из чаш. Мой отец очень дорожит этим медом. А вы его хотели заполучить?
– Это было бы круто, – признался я.
Мэллори пихнула меня локтем в ребра.
– Если бы вы помогли нам, мисс Гуннлёд, мы с радостью освободили бы вас.
– Как мило с вашей стороны, – ответила узница. – Но боюсь, это невозможно. Отец и дядя связали мою жизнь с этой пещерой. Это часть моего наказания. Если я замыслю бежать, мне грозит гибель.
