«У тебя есть цель, – напомнила я себе. – Ты нужна другим, чтобы наконец-то покончить с этим. Ты должна это остановить».
Я крепко зажмурила глаза, пытаясь прогнать образы, которые выползали из самых темных уголков моего воображения. «Если бы тебя собирались убить, сюда бы не привезли!» Я увидела бледное, серое лицо Эшли. И то, как ее рука свисала с края могилы, в которую ее собирались сбросить. Может, официальная запись о том, где меня похоронили, все же сохранится.
А потом внезапно все исчезло: кем я была и через что прошла. Мне снова было десять лет, и в мертвящей тишине я ждала, чтобы кто-то пробудил меня от кошмара, в который я угодила сама. «Помогите, – подумала я, – кто-нибудь, помогите мне».
Конфетка.
Услышав, как знакомый голос что-то шепчет мне в ухо, я зажмурилась, задохнувшись снова, на этот раз от горя. «Не дай мне все испортить, пожалуйста, помоги мне», – подумала я. Я была совсем одна – я знала, что так и будет, но почему-то недооценила, каким ужасным это окажется. Я вызывала в памяти лицо Коула, не отпуская его от себя. Он бы не боялся. Он бы меня не оставил.
«Ты должна выйти отсюда, – вспыхнуло у меня в голове. – Не только для них, но и для себя. Давай. Ты должна выйти отсюда своими ногами».
Дверь со скрипом открылась, и в нее ворвались звуки, доносившиеся из других помещений. В двери возникло лицо пожилого человека, седые волосы окружали его как облако древней пыли. Его прищуренные глаза были скрыты очками. Я узнала этого человека, когда он вошел, и тогда я вдохнула полные легкие этого ужасного запаха: алкоголь и лимонное мыло. Доктор Фримонт по-прежнему оставался частью этого места.
Он удивленно хмыкнул.
– Она очнулась.
Прямо за ним появилось еще одно лицо – женщина в сером лабораторном халате, которую быстро оттолкнули в сторону двое сотрудников СПП. Их форма была идеально чистой, от начищенных ботинок до буквы «пси», вышитой на груди красным. Увидев их лица, я будто снова погрузилась в прошлое – реальность ускользала от меня.
Сосредоточься.
Между тем в комнату вошел еще один. Средних лет, светлые волосы серебрились в ярком свете ламп. Его форма была иной: черная рубашка и черные слаксы. Я знала эту форму, хотя вблизи видела ее только раз. Инспектор. Один из тех, кто работает в Контрольной башне, следит за камерами, контролирует распорядок дня.
– Ах, вот и вы, – начал доктор Фримонт. – Я как раз собирался приступить к тесту.
Инспектор – на его рубашке было вышито имя О'Райан – молча махнул рукой: приступайте.
Я стиснула зубы, пальцы сжались в кулаки. Я не знала, что последует дальше, но догадалась быстро. Пожилой мужчина вытащил из кармана маленький, портативный генератор белого шума и покрутил регулятор.
Когда я представляла, как будет работать мой план, мне виделось, как я воздействую на них поодиночке – на каждого встреченного инспектора и СПП, внедряя в их сознание, что я действительно Зеленая. Но теперь, когда палец доктора опустился на самую крупную кнопку на устройстве, мне нужно было воздействовать на четверых.
– Это Зеленая, – произнес доктор Фримонт.
Звук оказался даже тише, чем я ожидала, словно его источник находился на несколько этажей выше. От пронзительной какофонии звуков, состоящей из визга, дикого рева клаксонов, оглушительных гудков, волосы у меня на затылке вставали дыбом и сводило живот. Но это было ничто по сравнению с белым шумом, который через громкоговорители транслировали на весь лагерь.
«Проверяют, какую я слышу частоту, – подумала я, – вот дерьмо…»
Наш мозг обрабатывает звуки иначе, чем у нормальных людей, Для тех, что сейчас находятся в этой комнате, этот рев покажется не более чем жужжанием мухи, которая кружится над ухом. Но некоторые высокие частоты влияли на нас, и каждая из них была специально настроена, чтобы воздействовать на определенный цвет. Я узнала об этом, когда Кейт и Лиге удалось добавить в обычный белый шум частоты, предназначенные для Оранжевых и Красных, надеясь выявить тех, кто скрывался, притворяясь, что принадлежит к другому цвету. Я помню, что тот звук, последовательность взрывающих мозг ударов и грохота, мгновенно меня вырубил.
Громко застонав, я задергалась в своих путах, выпучив глаза, позволив всему телу трястись и метаться, как будто этот звук действовал на меня как удары ножом.
О'Райан поднял руку, и тихий шум стих. Подойдя ближе, он всматривался в мое лицо. Мне пришлось изобразить вместо ненависти страх.
– Успешная реакция, – сказал доктор Фримонт. – Следует ли мне…
Лицо инспектора осталось бесстрастным, хотя я заметила, как он одобрительно улыбнулся краем губ. Сейчас я могла хорошо его рассмотреть: огромного роста, широченные плечи. В его манере держаться было что-то смертоносное, как острое лезвие ножа. Выражение его лица было жестким и знающим, его взгляд проникал сквозь все воздвигнутые мной уровни защиты. Это не был обычный инспектор. Это был тот самый Инспектор.
И я смотрела ему в глаза.
Я быстро отвела свой взгляд, но было поздно. Я продемонстрировала слишком сильную волю. Он воспринял это как вызов.
– Поставьте на Оранжевый.
Сейчас я смогла бы вынести многое, но сопротивляться удару белого шума – все равно что пытаться заслонить дорогу несущемуся поезду. О'Райан нависал надо мной, по-прежнему изучая мое лицо. Он думал, что все контролирует здесь, верно? И оказавшись от меня так близко, сумеет распознать, как я использую свои способности. Или, надев на меня маску, лишит меня возможности воздействовать на других?
Мне не нужно было на него смотреть. Мне не нужно было с ним говорить. И сейчас мне нужно было воздействовать только на одного человека.
Ум доктора Фримонта представлял собой болото, состоящее из изображений безликих детей и компьютерных экранов. Я внедрила нужные мне образы точно в середину, аккуратный, точно подобранный набор, основанный на том, что я помнила о своем первом попадании в лагерь, выскользнула обратно.
Я вытолкнула на поверхность картинку того, как он, снова прижав к себе регулятор, крутит его реле, и врач вернул настройки в исходное положение. Он стоял боком к сотрудникам СПП, и они ничего не заметили. О'Райан глядел на меня – самодовольный, самоуверенный, на его губах расплывалась понимающая ухмылка. Я прикрыла глаза, впервые порадовавшись тому, что маска не дает мне на нее ответить.
– Начинайте, – сказал он.
Отправить доктору Фримонту команду нажать на кнопку оказалось несложным – я видела, как он только что это делал, и могла заставить его в точности воспроизвести то незначительное движение. Белый шум заструился снова, обжигая мою кожу, словно электрический ток. Я снова позволила своему взгляду метаться по комнате, но теперь было сложнее изобразить страх. Мое сознание заполнило холодное чувство полного контроля за ситуацией.
