Кое-что нашлось и обо мне. Единственное, что осталось неизвестным читателям, это мои способности. И я была на многих ее снимках, хотя по большей части с краю, у самой границы кадра, и мое лицо скрывали волосы или тень. Остальные – в особенности, Кейт – должно быть, рассказали ей, как я сбежала из Термонда в первый раз и о том, как я хотела вернуться обратно, чтобы помочь остальным. В репортаже были фотографии того, как меня несут в машину «Скорой помощи», но лицо Лиама в кадр не попало. А может, на носилках и вовсе был другой человек, потому что эта маленькая бледная девочка вообще была на меня не похожа.
Я съежилась на кровати, чувствуя, как пристальный взгляд бабушки пронизывает меня насквозь.
– Если хочешь еще почитать, там есть и дальше, – сказала она, забирая у меня газету.
– Не сейчас… – отказалась я. – А кто-то еще…
– Да? – Бабушка сунула газету обратно в сумку и поставила передо мной поднос с едой. – Кто-то еще… что?
– Заходил… – пробормотала я, – …навестить.
Бабушка понимающе улыбнулась.
– Очаровательная юная леди, которая разговаривает так, что постесняется и моряк? Милый молодой человек, который принес тебе цветы? Парень, который провел полдня, гоняясь за докторами и медсестрами и требуя ответов о твоем состоянии? Или, быть может, ты имеешь в виду вежливого юношу с Юга?
– Все они, – прошептала я. – Они здесь?
– Сейчас нет, – ответила бабушка. – Им пришлось вернуться в отель. Все поехали в Чарльстон на эту пресс-конференцию века. Но они были здесь и попросили меня, когда ты проснешься, передать тебе вот это, – и она передала мне сложенный кусочек бумаги, – чтобы ты знала, как их найти.
Это оказался бланк отеля, на котором были нацарапаны телефонный номер и слова: «Позвони, как только сможешь». Почерк Лиама.
– Я так по тебе скучала, моя дорогая девочка, – с нежностью проговорила бабушка. – Надеюсь, однажды ты расскажешь мне, как прожила эти годы. Я не хочу об этом читать – я предпочла бы услышать это от тебя.
– Я тоже скучала, – прошептала я. – Так сильно, так сильно! Я хотела найти вас.
Ласковым движением она убрала назад мои волосы.
– Хочешь увидеться с ними сейчас?
Мне не нужно было уточнять, кого она имеет в виду.
– А они… – я сглотнула, – они хотят увидеть меня?
– О да, – кивнула бабушка. – Если ты не против.
Помедлив, я все же кивнула. Когда она вышла из комнаты, я поставила поднос на столик. И когда я услышала их шаги, мое сердце заколотилось как безумное.
«В последний раз, – подумала я, – сделаю это в последний раз…»
Бабушка вошла первой и отошла в сторону, пропуская хрупкую женщину и за ней мужчину с сединой в волосах.
А ведь я почти забыла, как они выглядели когда-то. Может, годы потрепали их так же сильно, как и меня, а острые углы жизни выточили им новую форму. Было так странно видеть мой нос на чьем-то чужом лице. Мои глаза. Мой рот. Ямочку на моем подбородке. На отце была рубашка-поло, которую он заправил в штаны, а мама – в платье. Словно они специально принарядились, чтобы встретиться со мной.
Им было так неловко и неуютно – я видела это по их лицам. И на это было больно смотреть. Они глядели на меня, и все, что помнили – это утро, когда меня забрали, когда их заставили отпустить меня, когда они были в растерянности. Нас разделяли годы – полная боли пустота.
И я начала с приятных воспоминаний. Наш семейный поход на Голубой хребет – это было целую вечность назад! Как мы поднимались и спускались, разглядывая осенние деревья, которые только-только начали менять цвет. Воздух был морозным и чистым, горы, возвышавшиеся над нами, лишь немного темнее бесконечного голубого неба. Мы спали вместе, все трое, в палатке – в нашем маленьком островке тепла, и ели рыбу, которую поймали сами. Я восхищенно наблюдала, как папа разводит костер.
Скрученные в тугой узел воспоминания расправлялись от малейшего прикосновения, словно восстанавливаясь даже без моей помощи. Потом я вышла из их сознания – теперь мне нужно было справиться с собственными чувствами, отделив их от переживаний моих родных.
– Пожалуйста, кто-нибудь, скажите что-нибудь, – нетерпеливо напомнила о себе бабушка.
Но я не хотела говорить. Мне нужно было лишь, чтобы они обнимали меня, пока я плачу.
Говорят, что жизнь может измениться всего за один день, перевернувшись с ног на голову. Но это неправда. Одного дня недостаточно.
Нужно три.
Три дня, чтобы парашюты начали опускаться с неба, а на них – грузы и солдаты в синих беретах ООН для городов, где они были нужны больше всего.
Чтобы лидеры других стран впервые за семь лет ступили на американскую землю.
Чтобы была опубликована история сенатора Анабель Круз и чтобы ее избрали руководить процессом восстановления всей страны.
Чтобы глава объединенной администрации президента подал в отставку, пытаясь избежать позора, но забрав свое выходное пособие.
Чтобы Главнокомандующий армией США издал новые приказы и потом только понял, что солдаты, оставившие свои посты, уже не вернутся назад.
Чтобы президент США исчез с лица Земли.
Чтобы Организация Объединенных Наций разделила страну на четыре миротворческие зоны, каждая под контролем бывшего сенатора от этого региона и иностранного уполномоченного, и прислала войска для поддержания порядка.
Чтобы случился первый из сотни предстоящих нам водных бунтов.
Чтобы корпорация «Леда» выпустила заявление, в котором отрицала свою связь с веществом под названием «Амброзия», но – ах какая щедрость! – предложила предоставить состав, который, по их словам, мог его нейтрализовать.
Я читала об этом в газетах, которые принесли мои родители. Смотрела новости. Впитывала эту новую реальность. И той ночью, когда часы посещения закончились и две добрых-но-строгих медсестры выпроводили моих родных, я дотянулась до висевшего на стене телефона. От болеутоляющих, которые мне давали, меня клонило в сон, но я не хотела засыпать, не услышав его голос. Не убедившись, что все в порядке.
Я набрала номер и снова легла, пристроив телефон между плечом и ухом. Я наматывала на палец извивающийся спиралью провод, в ожидании вслушиваясь в гудки… гудки… гудки. Гудки.
Наверное, никого нет. Заняты… чем-то. Я пыталась не расстроиться и уже потянула руку, чтобы повесить трубку на место. Утром я могу попробовать еще раз.
– Алло? – едва слышный голос прорвался сквозь плохое соединение. – Алло?
Я снова прижала телефон к уху и улыбнулась.
– Привет, – прошептала я.
Лиам тихонько вздохнул.
– Как же я рад слышать твой голос. Как ты себя чувствуешь?
