– Кровавый Сорокопут, – салютует он. – Мой меч принадлежит вам.
– Прекрасные слова! Такие же прекрасные, как твоя улыбка, – я не улыбаюсь ему в ответ, чтобы он понял, что имеет дело с Кровавым Сорокопутом, а не с молодой курсанткой из Блэклифа. – Пусть эти слова будут столь же истинны, сколь красивы. Защищай ее как следует, иначе твоя жизнь не будет стоить и гроша.
Я прохожу мимо мужчин и оказываюсь в спальне Ливии. Мои глаза привыкают к сумраку. Половица у дальней стены скрипит, слышится шелест ткани. Кровать Ливии пуста; на ее туалетном столике стоит чашка чая – травяного, обезболивающего, судя по запаху.
Ливия выглядывает из-за гобелена и манит меня к себе. Я едва успела увидеть сестру – значит, шпионы точно ее не заметят.
– Ты бы лучше выпила чай, – говорю я. – Он действительно помогает, а твои пальцы наверняка болят.
Одежда моей сестры тихо шуршит, а потом раздается тихий щелчок. На меня накатывает затхлый запах мокрого камня. Перед нами открывается проход в длинный коридор. Мы шагаем туда, и она закрывает за собой дверцу, после чего наконец начинает говорить.
– Императрица, которая выносит боль с достоинством и держит лицо, – это императрица, заслуживающая почтения подданных, – говорит сестра. – Мои придворные дамы будут шептаться меж собой, что я отказалась от лекарства. Значит, я не боюсь боли. Но, ад побери, как же больно!
На меня накатывает волна сострадания. Желание исцелить ее, петь над ней, пока боль не уйдет.
– Я… я могу тебе помочь, – говорю я. Небеса, как же это ей объяснить? – Я умею…
– У нас нет времени, сестра, – обрывает меня Ливия. – Идем. Этот коридор связывает мои покои с императорскими. Я уже пользовалась им. Не шуми, он не должен нас поймать.
Мы крадемся по коридору к слабому свету впереди. Через какое-то время слышится невнятное бормотание. Свет исходит из маленькой скважины – она достаточно велика, чтобы сквозь нее проникал звук, но слишком мала, чтобы толком рассмотреть, что находится по ту сторону. Я могу разглядеть Маркуса – сейчас он, без доспехов, меряет свои пещерные покои быстрыми шагами.
– Перестань так поступать, когда я нахожусь в тронном зале, – яростно говорит он кому-то невидимому, ероша руками волосы. – Ты что, нарочно умер, чтобы меня свергли с трона, признав безумным?
Невидимый собеседник молчит. Маркус продолжает:
– Черт побери, я не могу к ней даже притронуться! И как заткнуть ее сестрицу, которая не дает мне покоя?
Я давлюсь вдохом, и Ливия сжимает мою руку.
– У меня есть свои причины так поступать, – шепчет она.
– Я сделаю, что должен, чтобы сохранить Империю, – рычит Маркус, и я впервые различаю… нечто. Бледную тень, похожую на отражение в глубоком омуте. Через мгновение эта тень исчезает, я встряхиваюсь. Это просто игра света, конечно же. – Если я должен сломать кому-то пару пальцев, чтобы удержать в узде твоего драгоценного Кровавого Сорокопута, я их ломаю. Да я хотел руку ей сломать…
– О преисподняя, – шепчу я Ливии. – Он ведь совершенно безумен.
– Он считает, что его видения – реальность, – отзывается Ливия. – Может, они и реальны. Неважно. Он не должен оставаться на троне. В лучшем случае, он слушается приказов призрака, в худшем – у него галлюцинации.
– Наш долг – его поддерживать, – качаю головой я. – Пророки назвали его Императором. Если его низложат или убьют, мы рискуем развязать гражданскую войну. Или же Комендант захватит власть и провозгласит себя Императрицей.
– Разве в этом наш долг? – Ливия здоровой рукой берет мою ладонь и кладет ее себе на живот. Она ничего не говорит. В словах нужды нет.
– О боги. Ты… Так вот почему ты… вы с ним…
Блэклиф подготовил меня ко многому. Но совершенно не подготовил к тому, что делать, если твоя сестра беременна от человека, перерезавшего горло нашим родителям.
– Вот наш ответ, Сорокопут.
– Наследник, – шепчу я.
– Династия. Трон.
О небеса! Если Маркус исчезнет после того, как родится ребенок, Ливия и клан Аквилла будут править Империей до совершеннолетия наследника. Мы могли бы воспитать мальчика достойным и честным гражданином. И патрициям придется смириться, потому что наследник будет из благородного клана. Плебеи смирятся потому, что это сын Маркуса, а значит, он их крови. Но…
– Откуда ты знаешь, что это мальчик?
Она смотрит на меня глазами нашей матери. Моими собственными глазами. Я никогда ни у кого не видела такого уверенного взгляда.
– Это мальчик, Кровавый Сорокопут, – подтверждает она. – Просто верь мне. Он уже шевелится. К Луне Урожая он родится на свет.
Я вздрагиваю. Снова речь о Луне Урожая.
– Когда об этом прознает Комендант, твоя жизнь будет в опасности. Мне придется…
– Убить ее, – подхватывает Ливия, произнося мои же слова. – Сделай это, пока она не узнала.
Когда я спрашиваю Ливию, знает ли Маркус, что она беременна, она качает головой.
– Я сама только сегодня узнала наверняка. И сперва хотела сказать тебе.
– Скажи и ему, Ливви, – убеждаю я ее, забыв ее титул. – Он же хочет наследника. Может, тогда он перестанет… – я указываю на ее искалеченную руку. – Скажи только ему, больше никому не говори. Скрывай эту тайну от всех на свете…
Она касается пальцем моих губ, призывая к молчанию. Бормотание Маркуса за дверью оборвалось.
– Уходи, Сорокопут, – шепчет Ливви.
Моя мать! Отец! Ханна! У меня перехватывает дыхание. Он не может убить еще и Ливви! Я не могу допустить даже мысли об этом!
– Я справлюсь с ним. Позволь мне…
Сестра сильно сжимает мое плечо пальцами здоровой руки. Боль отрезвляет меня.
– Да, ты справишься с ним. Когда ты в гневе, с тобой не совладать. Ты убьешь его, а потом наши враги развяжут войну. Разгорятся споры, кому занять его место, и убьют нас обеих. Нет, мы должны выжить. Ради него, – она кладет руку себе на живот. – Ради отца, мамы и Ханны. Ради Империи. А теперь уходи.
Она выталкивает меня из коридора – как раз в тот миг, когда дверь Маркуса распахивается и из нее льется свет. Я пробегаю через покои Ливии, мимо Фариса и Раллиуса, и успеваю спуститься по висящей с балкона веревке. Я проклинаю себя, потому что за спиной слышны крики Маркуса. А потом – звук удара, и хруст еще одной кости моей сестры.
Часть II
Преисподняя
11: Лайя
Четыре недели спустя
Мы с Дарином движемся в потоке беженцев-книжников, следуя по грязной дороге, ведущей в Адису. Мы особенно не выделяемся – просто еще два усталых путника с измученными лицами среди сотен, ищущих убежища в сияющей столице Маринна.
