Потому что изменили. И меня саму, и мое имя, но… но разве это теперь имеет значение?
– Взбунтовалась в каком смысле? – тихо спросила я, стараясь не думать о том, насколько мы с этой планетой, кажется, похожи.
– Небо начало источать яд, – произнес Экхатар, – но эллары адаптировались к нему.
Я вдруг вспомнила о том, сколько раз мы… в смысле, люди там и всяческие короли, а вовсе не мои умные предки… в смысле, если бы в этом были замешаны мои предки, их потомков и, соответственно, меня бы уже не было, но не в этом суть – кесаря пытались отравить. Много, неисчислимое количество раз. Но он немыслимым образом переваривал любой яд. Начинаю понимать почему – это у элларов в крови.
– Дальше, – попросила я.
– Планета притянула то, что осталось от нашего прекрасного мира, и, использовав притяжение Черной звезды, выпустила из недр Эхею, разделив территории надвое, – продолжил пресветлый.
Надвое? Я вспомнила рассказ Юранкара о людях на Тэнетре и поняла – там людей больше. Гораздо больше, чем здесь, на этой половине. Более того, теперь я знала, что людям пересечение Эхеи не грозит ничем, и возникает мысль: а для чего эта удивительная планета сама себя расколола? Она спасала людей. Она просто сделала все для того, чтобы спасти людей… Она еще не знала, что на свободные территории хлынут темные.
– К слову, вопрос, – я повернулась к Адрасу, – а чем ваша раса не угодила высшим?
– Это… долгая история, Катрина, – внезапно попытался уйти от ответа мой фактически деверь.
Удивленно приподняв бровь, я, немного подумав, пришла к выводу:
– На этой планете вы появились гораздо позднее светлых, не так ли? Также могу предположить, что ваша численность значительно, причем крайне значительно, превосходит численность светлых. И, судя по вашей попытке замять тему, бегством вы это не считаете.
Адрас выслушал меня с улыбкой, а затем спокойно спросил:
– Исключительно из любопытства: как вы пришли к выводам о нашей численности?
Ответила предельно честно:
– Армия элларов массово использует людей, но в армии Тэнетра я не заметила ни одного представителя человечества.
Принц Мрака приподнял бокал, отсалютовав мне в знак признания моей правоты, и произнес:
– Темные по численности превышают элларов примерно в двадцать раз.
С шумом выдохнул Эдогар, прикрыл снежные глаза, переживая потрясение, Экхатар, кивнул, подтверждая информацию, Юранкар. Ничуть не удивленная, я вернулась к тому, с чего начали:
– Значит, запланированное отступление? – И я в упор посмотрела на Адраса.
Темный, улыбнувшись мне, произнес:
– Катрина, мое нежелание рассказывать вам эту историю основано лишь на опасении, что вы фактически эллара, а светлые берегут своих женщин от подобных историй.
А вот это уже удивило.
– То есть в деле замешана женщина, – мгновенно догадалась я.
Адрас едва заметно улыбнулся, отпил глоток вина и, задумчиво разглядывая, как свет, преломляясь, отражается в хрустальных гранях бокала, произнес:
– Темные редко познают любовь. Нам доступны страсть, желание, наслаждение от обладания…
– Гхм! – раздраженно призвал к порядку Эдогар.
Однако, словно не заметив этого, Адрас так же задумчиво продолжил:
– Но любовь, чувство абсолютного единения с той, под чье дыхание невольно подстраиваешься, чьи мысли являются отражением твоих собственных… – Он перевел взгляд на меня и тихо добавил: – Недостижимая мечта.
Принц Мрака помолчал, вновь переведя взгляд на собственный бокал, и тихо продолжил:
– Любовь – дар, самый бесценный для любого из детей Ночи. И потому, когда в сердце сына Ночи распустился огонь любви, старейшины приняли решение о спасении моего народа.
Что?!
– В смысле? – совершенно ничего не понимая, спросила я.
Вновь глянув на меня поверх бокала, Адрас объяснил:
– Принц Ночи полюбил женщину высшего.
Что ж, после этого я… промолчала. Потрясенно глядя в свой бокал и надеясь найти там хоть какой-то ответ на тему: «До какого гоблина надо было быть настолько тупым, чтобы позариться на женщину одного из тех, кто запросто взял и целую планету уничтожил исключительно из-за оскорбления своих тонких тщеславных чувств!» Нет, определенно после этого у меня даже тени сомнений в том, что мы завоюем Тэнетр, не осталось. Их в принципе и так особо не было, но теперь-то…
– В вашем мире любовь ценится меньше? – вдруг поинтересовался Адрас.
– Ценится?.. – переспросила я. – Власть – это ответственность. Ответственность за свой народ, за благополучие зависящих от твоего правления людей, за наследие предков. Любовь?.. Несомненно, дар… – Отголоском боли мне вспомнились серые глаза Динара, я подавила это воспоминание и продолжила: – Но у всего есть своя цена. И если ценой выступают жизни близких и тех, кто зависит от тебя… Да о какой любви может идти речь, если на кону миллионы жизней?!
Выпив вино почти до дна, я честно призналась:
– В моем мире «старейшины» или иные власть имущие приняли бы совершенно иное решение. Такое, после которого упомянутый принц Ночи, если уж был настолько безголовым, мечтал бы исключительно о воссоединении этой самой головы с телом. Секунд так двадцать… Или сколько там в целом умирают темные?
Мне не ответили, за моим круглым столом царило ошеломленное молчание, а темные, равно как и светлые, смотрели на меня откровенно потрясенно. Я могла бы взглянуть не менее потрясенно в ответ, особенно если учесть то, что мне уже было известно и о светлых, и о темных, но какой смысл? И едва рабыня вновь наполнила мой бокал, я задала всего один вопрос:
– Истинный Тэнетр уничтожен?
Адрас молча склонил голову.
– Помянем, – мрачно сказала я, делая большой глоток вина.
И, не пьянея ни капли, посмотрела на ту сверкающую модель Тримиана, созданную главой Ледяного братства, что все еще светилась. Это, конечно, больше был не крест миров. Увы. Теперь мы имели лишь верхнюю и нижнюю планеты. И проблему. Еще пока не явную, но являющуюся лишь вопросом времени. Потому что, насколько я поняла, высшие не терпят ничьих попыток сравняться с ними в их божественной силе. А начало всей этой застольной беседы уже недвусмысленно давало понять, по крайней мере мне: кесарь – бог.
И не то чтобы я была крайне сведуща в теологии, но, боюсь, мои выводы абсолютно верны. И, подозвав жестом одну из рабынь, я, мило улыбаясь, приказала:
– Доставить в мою спальню двести – двести пятьдесят тарелок, так же не буду возражать против примерно ста бокалов и, пожалуй, парочки бутылок вина. В конце концов, полагаю, именно парочка бутылок вина придаст семейному скандалу как минимум оттенок грандиозности, вы со мной согласны?
