Рабыня выразить согласие не посмела, как, впрочем, и возразить хоть в малейшем.
Я же, вооружившись пером и бумагой, переданными мне по моей просьбе Эдогаром, начала с главного:
– Светоносный Экхатар, по какой причине вы вмешались во внутренние дела Снежного дворца?
* * *
К тому моменту, как появился кесарь, я уже допивала вторую бутылку вина, вольготно устроившись на нашей, увы, совместной постели. Рядом с ней ровными стопками высились заготовленные для скандала тарелки, белые, судя по виду фарфоровые, если тут, конечно, есть фарфор. По другую сторону от все той же кровати таким же образом высились хрустальные, искрящиеся от сияния зажженных свечей бокалы. Да, я была во всеоружии.
– Я вижу, – ледяным тоном уведомил меня кесарь.
– Я рада! – ответила, салютуя ему бокалом.
Великий Араэден сопроводил это мое действие пристальным взглядом злых суженных глаз и начал медленно расстегивать пуговицы на от чего-то мокрой рубашке. А я, выпив, вновь наполнила свой бокал из бутылки, что продолжала держать в правой руке, и мило улыбнулась супругу.
– Итак, – произнес император, делая шаг к сидящей мне, – я вижу, нежная моя, ты воистину жаждешь… побеседовать.
Выразительно обвела бокалом окружающее пространство, после чего кивнула и сделала, между прочим, абсолютно обоснованное заявление:
– Нам конец!
Кесарь остановился, несколько странно поглядев на меня, после чего, вновь возобновив как движение в направлении постели, так и неторопливое расстегивание собственной рубашки, с нескрываемой иронией поинтересовался:
– И чем же обосновано твое заявление, нежная моя?
Пьяно еще раз отсалютовав императору, громко возвестила:
– За нового… – Тут я подумала, что кесарь определенно не новый.
Решила исправиться и начала было:
– За молодого…
Вспомнила про то самое пафосное торжество в честь его трехсотлетия, которое всеми королевствами праздновали в прошлом году, и поняла, что тоже не подходит.
– За становление нового… – С этой фразой тоже было что-то явно не так.
Молча выпила еще глоток вина, вздохнула и спросила:
– Мой кесарь, что вам известно о высших?
Араэден подошел, снял с себя расстегнутую уже рубашку, после – сапоги, затем поднялся на постель, прошел по ней и опустился передо мной. Сел, молча отобрал у меня бокал, сделал глоток и спросил:
– Что ты имеешь в виду, испуганная моя?
– Испуганная? – растерянно переспросила, глядя, как кесарь делает еще глоток из моего бокала.
– Именно, – подтвердил император, движением головы отбрасывая на спину влажные платиновые волосы. – Ты пьяна, но в твоих глазах ни намека на безрассудство, ты пытаешься говорить громко, но практически шепчешь, и язык… Кари Онеиро, звезда моего сердца, ты говоришь на оитлонском, а значит, опасаешься быть услышанной кем-то, кроме меня. Что напугало тебя, нежная моя?
Я хотела ответить, но почему-то мысль зацепилась за совсем иное.
– Кари Онеиро… – проговорила я. – Черная звезда, разделившая эту планету на две части…
Несколько поморщившись, кесарь тихо произнес:
– Разделившая мою жизнь на до и после.
Под его внимательным взглядом я опустила свой собственный, но лишь на миг. Уже в следующий я задала вопрос, который открыто могла задать только кесарю:
– Почему высшие увидели противников в элларах?
Снисходительно улыбнувшись, повелитель Эрадараса поинтересовался:
– Уже не считаешь их тщеславными гоблинами, нежная моя?
– Вы постоянно за мной следите? – несколько враждебно поинтересовалась в ответ.
Кесарь ответил все той же полуироничной-полуснисходительной улыбкой, которой улыбался, кажется, лишь мне. Или это все вино, и я просто напилась.
– Ты знаешь ответ, – произнес вдруг кесарь, улыбаясь уже несколько расслабленнее.
– Вы сейчас о высших или ваших улыбках? – уточнила я.
– Первое, – вновь делая глоток вина, пояснил император. – Что касается второго… полагаю, мне следовало бы давно прояснить этот вопрос… но не будем о грустном.
Не будем так не будем. И я перешла к главному:
– Нам конец!
Все так же иронично улыбаясь, кесарь сделал еще глоток вина и неожиданно предложил:
– Сдадимся без боя?
Раздраженно глянув на него, поднялась, сходила за вторым бокалом, вернувшись, рухнула на подушки и, налив себе вина, ехидно заметила:
– Сомневаюсь, что высшие примут нашу капитуляцию.
Правда, с попыткой выпить ничего не вышло – волосы, полураспущенные ранее, окончательно распустились, отказываясь держать себя в рамках тех нескольких шпилек, что все еще имелись на моей голове, и теперь одна прядь совершенно бессовестным образом свесилась на мое лицо, несколько мешая попытке бывшей оитлонской наследницы банально спиться.
– Пфф, – дунула я на прядь, но ей это нисколько не помешало мешать мне и далее.
Катриона, ты напилась и скатываешься в тавтологию.
– Мой кесарь, – предприняв еще одну попытку избавиться от волнистого локона попыткой сдува, позвала я. – Вы не могли бы одно мгновение подержать бутылку?
Повелитель Эрадараса молча протянул руку, но вместо того, чтобы лишить, как я и просила, меня собственно бутылки и тем самым освободить мою руку, как-то очень нежно отвел прядь, открывая мое лицо, скользящим движением коснулся щеки, задержался на подбородке и как-то бессильно уронил ладонь.
Я встревоженно проследила вот за этим его движением, нервно сделала глоток вина и напряженно спросила:
– Что-то не так, мой кесарь?
Сама поняла, насколько идиотский вопрос задала, усмехнулась и добавила:
– Помимо того, что вам, как я понимаю, не удалось преодолеть Эхею и Акьяр все еще жив, ну и, конечно, опустив предстоящее сражение с высшими.
– Преодолеть Эхею? – задумчиво отозвался император. В его льдистых глазах промелькнуло что-то странное, словно ускользала какая-то мысль, после Араэден произнес: – Ты имеешь в виду мокрую рубашку?
Улыбнулся и пояснил:
– Это не воды Эхеи, нежная моя. Эллар, коснувшийся вод Эхеи, теряет магию на месяц как минимум. Возможно, – он задумчиво смотрел на меня, – возможно, сейчас с новыми способностями, мне стоило бы попытаться… но ты как никто осознаешь – это не то, что я мог бы себе позволить в данный момент.
Вот тут я была с ним полностью согласна: чего-чего, а такой глупости, как потеря магии, пусть даже временная, кесарь себе точно не мог позволить. Как минимум по той причине, что это станет мгновенным приговором и для него, и… для меня.
