И через миг световой феерии мы стояли все в той же трапезной во дворце императора, прямо в луже разлившегося из моего бокала вина: я, Адрас, нервно скомкавший платок, и все так же прижимающий меня к своей обнаженной груди кесарь. И, застывшая в его крепких объятиях, я лишь слышала, как все медленнее и медленнее бьется сердце пресветлого императора, судорожно вдыхала запах крови – своей, его и наших врагов. И руки продолжали болеть так, словно кости в них расплавили, вывернули и все еще продолжали ломать.
– Я же просил – никакой магии, – хрипло выдохнул, сжимая еще крепче, кесарь.
– Да, но это было до того, как вы не явились к ужину, – от чего-то упрямо повторила я.
Отстранив меня, Араэден ухватил за подбородок, запрокинул мою голову, заставив посмотреть на себя, и зло отчеканил:
– Адрас сказал правду – у меня был нехилый шанс не явиться и к завтраку, как, впрочем, и не явиться вообще. Но мое исчезновение и даже гибель – не повод причинять себе боль, используя магию. Я – запретил! А ты нарушила мой приказ!
На какой-то краткий миг, очень-очень краткий, мелькнула подлая мыслишка о том, что кесарь мог вообще не вернуться… Я отреагировала на нее ощущением мороза по коже и чувством дикой паники. Потому что кесарь меня еще устраивал, а вот Акьяр, не говоря о его арахнидовом папеньке, – нет! Причем категорически!
– Это была плохая шутка, – нервно заметила я.
Причем плохая настолько, что моя руна спокойствия дала сбой, но, к счастью, вновь начала исправно работать, правда, ровно до того момента, как я осознала, что только что видела. И вот тогда спокойствие полетело к гоблинам, и я зло прошипела:
– Это какой из Великих дворцов подвергся разрушению?!
И ощутила, что, кажется, меня даже не стошнит, даже если я схожу и попинаю останки высших ногами.
– Не какой-то Великий дворец, Катрина, это был Эрадарас – мир светлых, – произнес Адрас за моей спиной.
И добавил, совсем тихо:
– Ты открыла переход в один из погибших миров Тримиана.
В следующий миг кесарь, давно и благополучно отшвырнувший свои мечи, извлек из воздуха – хотя чему я удивляюсь – нож, схватил меня за левое запястье, резанул рукав сразу трех моих платьев и застыл, вместе со мной глядя на запекшуюся под кожей кровь, искривленные кости и в целом неприглядную картину повреждения моих рук.
– Самое время упасть в обморок, – глубокомысленно заметила я.
Тэхарс взял и последовал доброму совету.
Я осталась стоять под медленно звереющим взглядом не менее звереющего кесаря, глядя, как увеличивается площадь поражения от внутреннего кровотечения в моих изломанных запястьях. Повторно подумала, что сейчас вот точно самое время упасть в обморок…
– Неплохой способ уйти от разговора, – мрачно произнес кесарь.
Тьма.
* * *
Я пришла в себя от боли в левой руке. Медленно повернув голову, приоткрыла глаза, окинула сонным взглядом собственную конечность, возлежавшую в ледяной колодке на отдельной подушечке. Повернув голову вправо, обнаружила вторую руку, находящуюся в том же положении, хотя нет – ей было лучше, она не болела.
– Сейчас, нежная моя, – раздался тихий голос, и вышедший ко мне из тумана кесарь сначала склонился, удерживая свое уже полностью лишенное шрамов и отметин тело на вытянутых руках, а затем, стремительно наклонившись, накрыл мои губы поцелуем.
Боль исчезла мгновенно.
Жаль, кесарь подзадержался.
– Забавно, – император отстранился и холодно взглянул мне в глаза, – в Рассветном мире ты гораздо более эмоционально реагировала на мои поцелуи.
– В Рассветном мире на мне не было ваших рун, вы не пытались стереть мне память, и да, собственно, во мне не текло вашей крови, мой кесарь, – парировала я.
И снова уделила внимание собственным рукам.
– Лучшее – враг хорошего, – как-то странно произнес мой супруг, присаживаясь рядом на постель.
Я же с удовлетворением отметила, что оба моих запястья вернулись в нормальное состояние, после чего, взглянув на Араэдена, определенно ожидающего моих вопросов, действительно поинтересовалась:
– Высшие – все же угроза?
– Уже нет. – Кесарь прикоснулся к моей щеке, нежно провел вниз, заправил прядь волос за ухо и пояснил: – Ты очень верно оценила высших, любимая. Действительно, ощутив отголоски проведенного нами ритуала возвращения жизни, они заинтересовались Нижним миром, но пройти в него сумели лишь по открытому пути.
– Открытому пути? – недоуменно переспросила я.
Ладонь кесаря медленно соскользнула с щеки на шею, ниже, коснулась обнаженного плеча и продолжила путешествие по моему телу, в то время как император произнес:
– Существуют связанные миры, свободные и закрытые. Верхняя часть Тримиана является… являлась… в принципе является связанными мирами, Рассветный – свободным, Нижний, на котором мы находимся в данный момент, – закрытым. Но кто-то открыл путь. И им решили воспользоваться. Высшие, в данный момент переживающие период распада единой империи и родовой раздробленности, остро нуждаются в ресурсах. Но ты видела, нежная моя, во что превратился Эрадарас – вечный огонь, бушующий на оставшихся не поглощенными океаном территориях, едва ли способствует зарождению как новой жизни, так и формированию ресурсной базы для высших.
Удобнее устроившись на подушке, уточнила:
– Насколько опасно вторжение высших?
Кесарь улыбнулся мне краешком губ и поинтересовался:
– Ваше мнение, пресветлая императрица?
Мое мнение?! Подумав несколько секунд, я пришла к неутешительным выводам:
– Одежда того, кто явился в Нижний мир, и тех, кого вы покромсали на останках мира ваших предков… отличается, как, собственно, и внешний вид. Разные семьи? – предположила я наиболее паршивый расклад.
– Разные банды, – мгновенно ухудшил кесарь и так крайне мрачные перспективы.
– Банды… – протянула я.
Что ж, я уже отчетливо поняла – чем протяженнее жизни поколения, тем медленнее идет политическое развитие. К примеру, в Рассветном мире средняя продолжительность жизни – лет семьдесят, и в результате мы уже миновали как период родоплеменного строя, так и период рабовладения. Эрадарас, каким его знаю я, существенно отстает от моего мира, вероятно, вследствие слишком долгой жизни как элларов, так и тэнетрийцев. Развивая логически данную мысль, приходим к неутешительному выводу:
– У высших накрылся родоплеменной строй.
– Я бы не стал относиться к ним как к столь примитивным индивидам, – мягко произнес кесарь.
– У них власть основывалась на кровно-родственных связях? – уточнила я.
Император кивнул.
– Родоплеменной строй! – безапелляционно вынесла приговор.
