Едва Громов добрался до нужной улицы, то притормозил перед оградой, упираясь руками в колени и переводя дыхание. В горле першило, и он сухо закашлялся, прикрываясь кулаком.
— Вот чёрт…
— Держи, сынок… — раздалось рядом, и Алексей повернул голову на голос, замечая бомжеватого вида мужичка, протягивающего ему помятую пластиковую бутылку, — она чистая, ты не сомневайся. Воды в колонке набрал. Пей, не боись…
— Спасибо, — Громов взял бутылку, следом отпивая холодной воды, и чувствуя долгожданное облегчение, — вы мой спаситель…
Алексей заметил, что пока пил испачкал бутылку руками, и поспешил аккуратно оттереть её, но его только похлопали по спине и не дали закончить «дело».
— Это тебе спасибо, — только и проговорил мужичок, пряча своё сокровище в старую торбу, и не спеша побрёл на другую сторону улицы.
Алексей махнул ему на прощание и быстрым шагом прошёл во двор роддома. Он понятия не имел, куда бежать и что делать. Оставалось подойти к окнам высокого четырёхэтажного здания, остановиться на дороге, усыпанной разноцветными листьями и, щурясь от солнца, глядеть вверх.
Глупое сердце билось часто, и от волнения у него дрожали руки, едва не вынуждая уронить каску. Рядом пристроилось ещё парочка ожидающих, кто с цветами, кто с нелепым голубым медведем, ростом больше самого счастливого отца. Один он походил на чёрта, но во все глаза вглядывался в блестевшие окна, ожидая своего чуда, и заветного звонка.
— Что, жена рожает? — потянул сбоку взволнованный мужчина, сминая несчастные розы.
— Нет, — на чумазом лице Громова сверкнула счастливая улыбка, — мама…
Спустя, наверное, бесконечность, он вновь услышал самую, в этот момент желаемую мелодию, и выхватил мобильник из кармана, роняя проклятую каску на дорогу.
— Н-наташ… Наташ?
— Это Нина, Алексей Михалыч, дорогой вы мой! Даю телефон нашей мамочке, даю…
— Наташ? — снова позвал Громов.
— Я живая, Лёш. Что с голосом-то? — вяло отозвалась мачеха, и его вновь кинуло в жар от волнения.
— Ты умница… а… девочки как? Как они, Наташ?
— Справились девочки. Мы все справились, Лёш. Теперь ты у нас сыночек старшенький, и должен заботиться о своих сестричках! — проворчала Наталья уже бодрее.
— Так и будет… так и будет, — облегчённо вздохнул Алексей и, замечая, как во двор въезжала знакомая машина, наклонился и поспешно подобрал каску, — ты там держись, давай. И ешь хорошо, поняла? Я ведь всё узнаю!
Он отступил под деревья, не желая быть замеченным отцом, который только что вышел из машины. Алексей прислонился боком к дереву, а затем и головой, наблюдая за ним и тихо улыбаясь. Тепло наполнило грудь, и молодой человек проводил Михаила взглядом, видя, как он в волнении ронял ключи от машины, и стянул галстук, не дававший нормально дышать.
— Лё-ё-ёш! — потянула Наталья, — ты там где?
— Здесь я. Спасибо за сестричек, Наташ. Встречай гостей, а я загляну к тебе позже, так что отчёт о проделанной работе готовь…
— Стоять! — зарычала мачеха, и в мобильнике послышалось какое-то кряхтение.
Не иначе как негодяйка встать захотела! Он уже собрался отчитать её, как восторженно замер, глядя на окна первого этажа. Алексей, забывая о том, что минуту назад таился, рискнул выйти из-под тени дерева и подошёл к зданию, останавливаясь у самого подоконника. Устраивая каску рядом с собою, молодой человек прижал испачканную ладонь к стеклу, на уровне лица мачехи, словно мог коснуться её румяной щеки. Гордая собой, Наталья держала два разноцветных свёртка, демонстрируя ему сестёр.
Широко улыбаясь, Алексей одними губами наговорил ей кучу комплиментов. Её взволнованный взгляд скользнул по его чумазому лицу, и мачеха покачала головой, поджимая губы от волнения.
— Спасибо, — произнёс Алексей, и немедленно присел, скрываясь из виду, стоило дверям за спиной Натальи открыться.
Вот и отец семейства подоспел… молодой человек на ощупь нашёл свою каску, стащил её с подоконника и тихо пробрался под окнами к «безопасной» части дороги. Уже там он смог выровняться и снова улыбнулся. Сегодня Громовых стало вдвое больше! И теперь на женской стороне перевес… зная свою мачеху, Алексей был уверен, что скучать Михаилу не придётся.
Да и не желал он этого, ни отцу, давно заслужившему своё беспокойное, и бесконечно очаровательное счастье, ни самой удивительной мачехе, обладателем которой являлся. Что бы ни случилось, и как бы ни развели их дороги, он был уверен, что пока на службе их маленькой «Родины» стоит агент Петровна, они не потеряют друг друга.
Михаил замер на входе в VIP палату, и ему пришлось прислониться боком к дверному проёму, глядя на своё тройное «сокровище», стоящее у окна. Зачем поднялась? Ведь ещё так слаба! Но, казалось, что помощь скорее была нужна ему, о чём и сообщила медсестра в коридоре. Громов молча, отрицательно качнул головой и прикрыл за собой дверь. Наталья обернулась на его голос, и счастливая улыбка коснулась её губ.
— Миша… — ахнула она, — так быстро! Когда успел доехать? Ты ведь только прилетел!
— Кажется, я вышел раньше, чем самолёт приземлился… — пробормотал Громов и рискнул подойти к жене, — завтра в новостях узнаем, так ли было… Наташ… прости, что не был рядом… ведь ещё неделю в запасе обещали…
— Миш, — Наталья поспешила успокоить мужа и стала удобнее, демонстрируя своё сокровище, — вот и мы, Миш.
— Господи… — Михаил прижал ладони к её щекам, и бережно поцеловал в лоб, — девочки мои…
Она чувствовала, как дрожат его руки, и нежность переполняла её. Громов осторожно принял у жены близняшек, глядя на младенцев, затаив дыхание. Боже, как же давно это было, то самое дивное мгновение, когда впервые взял на руки и своего первенца. От охвативших эмоций, голос Михаила звучал совсем тихо и охрип:
— Они красавицы, как и их мать. Спасибо за подарок, Наташ. Спасибо за это счастье. Спасибо, родная… я… я так люблю вас… люблю вас всех…
— И мы тебя любим, Миш, — счастливо вздыхая, отозвалась Наталья, — и теперь нас четверо — тех, кто тебя любит. То есть, в два раза больше.
Да, теперь их было четверо — тех, кто порой не будет давать ему по ночам спать, от тихого счастья, или беспокойства. И тот мальчишка, что решил, будто сможет спрятаться от отцовского взгляда, чумазый и как всегда уставший. И прекрасная женщина, подарившая ему свою любовь, а теперь и двух чудесных дочерей. И эти две малышки, которые впервые пойдут с его рук, и произнесут своё первое слово.
Счастье — порой такое простое, и такое удивительное, как то солнце, что сейчас играло бликами на золотых волосах его жены. Его личного Солнца, что светило ему в любую погоду.
Конец
