– Приветствуем благородного господина, – шаг вперед сделал самый толстый, скорее всего – десятник. – Въездная пошлина со всех – одна пятая имперской фарии с человека.
– Что? – удивился Хорст.
Фарией именовалась монета Вестаронского княжества, но она никогда не стоила так дорого.
– Издалека, видать, едете, – определил десятник и расправил на объемистом животе тунику с тройным гербом. – Милостью Победителя-Порядка император Ангир начал чеканить свои монеты. Но если в старых деньгах, то это будет четырнадцать медных грошей…
– Радульф, заплати, – Хорст, а точнее благородный ре Левсти дернул подбородком, и бывший десятник полез в кошелек, что-то ворча себе под нос.
Заплатив пошлину, проехали в широко распахнутые ворота и окунулись в шум и запахи городской жизни. Облаяла чужаков пробежавшая собака, прогрохотала скрипящая телега водовоза, оглушила воплями промчавшаяся мимо стайка мальчишек.
– Куда это они? – заметил маг, вспоминая собственное детство, проведенное в сапожной мастерской. – Рабочий день, вроде, да и время тоже.
– Что-то затевается, – сказала Илна, показав вперед. – Слышишь, там гудит, будто толпа собралась?
Только в этот момент Хорст обратил внимание на доносящийся от центра городка монотонный гул.
– Поехали, посмотрим, – предложил брат Ласти. – Должно быть, там будут жечь одержимого.
Идущая от ворот улица прошла через торговый квартал, где цветастые вывески болтались чуть ли не на каждом здании, и вывела на квадратную площадь, одну из сторон которой занимало обветшавшее святилище.
Двери его оказались распахнуты, а все пространство между домами заполняла толпа.
– Похоже, ты прав, святой отец, – сказал Хорст, осматривая торчащие из куч хвороста столбы и охраняющих их стражников.
Из храма донесся мелодичный звон церемониальных колокольчиков и из дверей выступил теарх. Двое плечистых служителей вывели за ним оборванного и избитого человека в рваном кафтане.
– Он мало похож на одержимого, – удивленно сказала Илна.
– Сегодня жгут еретиков, госпожа, – охотно пояснила толстая баба из толпы. – Проклятых Хаосом лгунов, уверовавших в то, что Сын Порядка пришел, и объявивших себя его слугами…
Хорст сглотнул, сердце его дернулось и забилось вдвое чаще.
Вслед за первым вывели второго осужденного, лицо которого опухло от синяков. Едва ступив на открытое место, он открыл рот, и над площадью полетел сильный, молодой голос:
– Сжигая нас, вы лишь приближаете Его приход! Близится час, когда верные воскреснут в славе, а вы обратитесь в прах смердящий!
– Замолчи! – теарх обернулся, зашипел как змея. – Заткните им всем пасть!
Когда юнцу в рот затолкали грязную тряпку, Хорст вздрогнул, ему показалось, что в лицо брызнули раскаленным металлом. Краем глаза уловил сочувственный взгляд Илны, от этого стало чуточку легче.
– Привязывайте их! – командовал теарх. – Да покрепче! Надеюсь, вы не забыли принести смолы?
Слуг Сына Порядка оказалось восьмеро. Служители в белых, чистых одеяниях привязали их по двое к столбам, облили хворост черной густой жидкостью и отступили в сторону.
Вперед вышли еще четверо, с пылающими факелами. Толпа примолкла, кое-кто нетерпеливо вытянул шею.
– О Творец-Порядок, зачем они делают это? – пробормотал брат Ласти. – Ведь сожжение должно очищать душу, а не убивать тело…
– Вряд ли за пределами Эрнитона кто-нибудь об этом знает, – со злостью проговорила Илна.
Служитель только вздохнул, подал голос его собрат, заправляющий церемонией.
– Готовы ли вы покаяться в грехах, во имя Владыки-Порядка? – спросил он торжественно. – Кивните, чтобы выразить согласие. Это последний шанс вернуться в лоно истины…
Ни один из Слуг не шевельнулся, лишь самый молодой, вряд ли разменявший второй десяток, чуть слышно всхлипнул.
– Сожгите их, во имя Владыки-Порядка! – рука теарха опустилась, вслед за ней наклонились факелы.
Хворост вспыхнул жарко, чадно, ярко-желтые языки прянули вверх, облизали колени привязанных к столбам людей. На одном вспыхнул кафтан, других заволокло дымом.
Хорст ощутил, что ему трудно дышать, а потом опаляющая боль охватила голени, коснулась живота, поползла выше. С трудом удержался от крика, невольно сжал бока коня и тот недоуменно всхрапнул, не понимая, чего хочет от него хозяин.
Рев пламени оглушал, точно сжигали не Слуг Сына Порядка, а самого мага. По лицу его тек пот, руки тряслись, а глаза видели только багрово-золотистое, жгучее, колышущееся марево.
– Опомнитесь, люди! – сильный голос перекрыл треск горящего дерева и гам толпы. Один из казнимых сумел избавиться от затычки во рту, и воспользовался последними мгновениями жизни, чтобы проповедовать то, во что сам поверил. – Сын Порядка пришел, он среди вас…
Хорст вздрогнул, с трудом подавил желание пришпорить коня и умчаться прочь.
Голос стих, потерялся в вопле боли, огонь взревел, как празднующий победу над соперником олень. С треском обрушился один столб, за ним второй, третий осел, пропал среди хвороста.
– Вот и все, – Хорст ощутил, что боль отступает, что он вновь может видеть.
– Зачем он кричал? – как-то беспомощно моргая, спросил брат Ласти. – Неужели не понимал, что для собравшихся он всего лишь развлечение, и никто не станет его слушать…
– Истина жгла его сильнее пламени, – тихо ответил Хорст, глядя на расходящуюся толпу, на то, как теарх командует служителями, поливающими место казни освященной водой. – Ты все еще хочешь помолиться в этом храме?
– Пожалуй, нет… – брат Ласти поежился в седле. – Я подожду, пока мы не доберемся до святилища, где по-прежнему обитает милосердие, достойное учения Творца-Порядка.
– Долго такое придется искать, клянусь мошонкой Хаоса, – Альфи сплюнул, точно ему в рот попала грязь. – Я согласен обойтись без бани, лишь бы побыстрее убраться отсюда…
Хорст молча пришпорил места.
Мысли крутились в голове злые и быстрые, как оводы – раньше он ощущал чужую боль только в том случае, если люди убивали себе подобных на поле боя; сегодня почувствовал страдания казнимых…
Что будет дальше? Через какое время Сын Порядка начнет улавливать любое страдание, причиняемое одним человеческим существом другому? Через год? Месяц? Несколько дней?
И что делать в этом случае, ведь люди беспрерывно мучают друг друга, а иные и вовсе находят в этом смысл жизни? Бежать туда, где нет никого, спасаясь от непрерывного страдания?
Стены и башни Вестарона показались, когда спрятавшееся за сизыми облаками солнце склонилось к закату, а из темнеющего неба посыпала снежная крупа, мелкая, точно манка.
Увидев очертания знакомых укреплений, Хорст испытал двойственные чувства – ненависть к древнему городу, где бродячий сапожник расстался со свободной жизнью обычного человека; и странную тягу к тому месту, где впервые узнал о том, что в жизни существует еще что-то, кроме вечного голода, тумаков и оторванных подметок…
