Самина сжала зубы и ощутила, как нарастает раздражение. Не от того, что андроид говорил намеками, а от того, что она перестала их понимать. Незримая связь, которая возникла еще в архиве, оборвалась – может, этим утром, в карфлайте. Из-за слов Бена. Она перестала воспринимать трудности как головоломки, что так увлекательно решать вдвоем.
– Нам нужен вон тот туннель, – синтетик указал на скалу, где обсыхали Бен и Орис. – Я скоро вернусь, а вы здесь попробуйте выйти за рамки школьных уроков по природоведению.
– Я не понимаю, о чем ты, но если ты что-то знаешь…
– Откуда? Я могу только догадываться.
– Тогда скажи!
– Нет, мне нравится наблюдать твое замешательство.
Самина уже знала: пока глаз андроида горит красным, надеяться особо не на что.
– О, ну, дай хотя бы туманную подсказку в двух словах.
– Ловушка Пеннинга.
– Ясно.
На самом деле из ясного было только, что большего от него не добиться. Андроид круто развернулся и пошел вверх по холму. Послушные сателлюксы парили чуть впереди. Самина проследила взглядом его маршрут и увидела высоко на стене, прямо в толще скалы, квадратное отверстие. Судя по размеру, это мог быть вход в тот самый бункер времен Хмерса. Его гранитные края – идеально ровные – казались неподвластными времени. Самину подмывало остеречь андроида, но она предчувствовала тщетность попыток его остановить. Если даже ее распирало любопытство, она представила, каково было роботу. Эйден попробовал уцепиться за выступы на скале и после нескольких сомнительных попыток полез вверх, прихватив страховку.
Девушка вернулась к остальным. Брат и куратор ждали на краю нового туннеля. Никто и не думал сетовать на задержку – все остро нуждались в передышке. Бензер сидел на валуне, смотрел в никуда и подергивал ногой. Орис наблюдал, как император взбирается по стене. Продвигался он так себе – электромагнитное поле под куполом так шалило, что даже сателлюксы то и дело выходили из строя. Когда рука андроида сорвалась, и он пролетел полметра вниз, чтобы каким-то чудом ухватиться за край уступа, Самина не выдержала и отвернулась.
– Бен, ты знаешь, что такое ловушка Пеннинга? – спросила она.
Кибернетик перевел на нее затуманенный взгляд и несколько раз беззвучно повторил название. Наконец он мотнул головой:
– Точно где-то когда-то слышал, но убей не вспомню, что. А тебе зачем?
– Он сказал, что нам следует подумать над этим. – Самина кивнула на скалолаза. – Он думает, это как-то связано с тем, что растения в этой зале безвредны.
– Да он же умом тронулся!
Внезапно к ним обернулся Орис, его глаза заблестели:
– А я знаю! Знаю, потому, что в прошлом семестре у нас был целый курс о вооружении кораблей имперцев. Ловушка Пеннинга – одна из частей древних коллайдеров. Она захватывает и накапливает античастицы.
– Ну да, точно, – хмыкнул Бен, – в таком случае робот знает, о чем говорит, – вся империя живет этими позитронами, мезонами и другими «-онами». Ловушка… Я полагаю, он имел в виду, что мы в опасности?
– Нет, скорее, что все это место – накопитель антиматерии. – предположил Орис, окидывая взглядом пещеру. – Я слышал, ловушка может быть любого размера! Она работает примерно так: на частицы действуют… дайте-ка вспомню лекцию… «вертикальное магнитное поле и электрический квадруполь». Только не спрашивайте, что это, – но оно не дает им аннигилировать. И ведь наверняка здесь, под куполом, точно такие условия! Проверьте приборы!
Самина, немало ошарашенная эрудицией брата, пометила себе не называть его впредь бесполезным:
– Орис, я, пожалуй, беру все слова о твоей глупости назад. А если серьезно – увеличение концентрации позитронов и впрямь полезно для флоры. Это многократно доказанный, но давно забытый факт. Если допустить, что Эйден прав, тогда единственная разница между растениями здесь и на поверхности – в том, что в пещере они получают больше античастиц.
– Можно сказать, на поверхности они не получают ее вовсе! – поправил Бен. – Ничтожное количество. Но загвоздка вашей теории в том, что Брана с начала времен обитала в особых условиях, а растения-то были ядовиты не всегда. Так что, коллеги, не сходится.
– Очень даже сходится, – растерянно озираясь, будто видела этот мир впервые, произнесла Самина, – Если предположить, что когда-то давно – до Хмерса – Брана была обычной планетой. Не в гиперпространственном кармане, а в космосе.
Бен и Орис потрясенно уставились не нее. Самина запустила пальцы в растрепанный хвост и отвернулась. Она боялась, что под гнетом их осуждения или, чего хуже, – насмешек, – это открытие перестанет быть правдой.
* * *
Нелегок был путь наверх. Ни к бункеру, ни к трону, невольно символизировал Эйден, цепляясь за очередной крохотный выступ. Синтетик одолел половину высоты, когда в висках застучала – не кровь, но логика: зачем ему все это? Андроид позволил себе покатать эту мысль на языке.
«Посмотрим на ситуацию со стороны. Я сумел выбраться из тюрьмы, заручиться доверием отпрысков Харгена, и теперь путь домой – на расстоянии вытянутой руки. Подойди и возьми: в пещере столько превосходных мест, чтобы держать в заложниках младших Зури. Выставить Харгену свои условия – капитуляция из всех спорных секторов и мое возвращение в империю. Не так чтобы очень много, конечно… Магнетарную цепь он не разорвет, даже если всю его семейку варить в кислоте. Харген – сволочь и вряд ли обожает детей пуще власти. Но если он вовсе не пойдет на уступки, придется убить одного. Первой, конечно, будет Самина: увы, она лишь падчерица. Ее смерть ужаснет и подстегнет Харгена к верному решению, чтобы уберечь сына. А магнетарная угроза?.. Что ж, столице Империи до нее дела нет. Это угроза отсталым мирам, а их у меня и так предостаточно. Магнетары Харгена, как ни цинично звучит, «санитары вселенной». Чем меньше одичалых провинций на периферии, тем легче дышится высоким цивилизациям. Ибрион терпит убытки из-за постоянных гуманитарных миссий. Чем их будет меньше – тем лучше».
И все бы хорошо. Вот только это была не его логика. Это бесновался вирус, и после борьбы с орхидеями он совсем озлобился и гнул свою линию. Нет, его логика была безупречна. Более того: такая идеология с большим успехом работала у Харгена. Но кто бы что ни говорил, к единым знаменателям можно привести лишь точные науки. А жизнь – наука гуманитарная. Логику в ней заменяет размытое понятие правды, и у каждого она – со своим креном. Вирусу dn-4.nuf под рабочим названием «Демон» было плевать на принципы империи, философию и мировоззрение носителя. Он жаждал крови, как всегда.
Как тогда.
Рука Эйдена опять соскользнула, он ободрал пальцы и ударился виском. Перед глазами стало темно, во рту пересохло. Он сглотнул и продолжил путь наощупь, по памяти выискивая для себя зацепы.
Изнывающий от безответной страсти и скуки, демон завел тоскливую оду смерти.
