Полли покачала головой, сообразив, что, даже если бы она и могла выразить на огамическом языке то, о чем сейчас думает, Тав все равно не понял бы: это выходило за рамки его картины мира.
Тав взял ее за руки:
– Надо вернуться к остальным, а не то они могут подумать…
Девушка только сейчас заметила, что пение изменилось. Утихли барабаны, отбивавшие ритм пляски. Звучавшая теперь песня походила на ту, что Полли услышала тогда, в первое утро, когда переступила порог и попала к народу Ветра. Но это пение было тише, нежнее – почти что колыбельная.
– Эта песня – пожелание доброй ночи.
Тав обнял Полли и повел ее обратно, туда, где сидели епископ Колубра и Закари. Позади них были Анараль с молодым чужаком. Пение постепенно затихало: люди по одному, по двое расходились по своим шатрам.
Карралис подошел к епископу. Его длинное белое одеяние сияло в лунном свете, как чистый снег, на гривне сверкал топаз.
– Я почту за честь, если ты разделишь со мной мой шатер. И, За…
– Закари.
– И ты, Закари, тоже.
Анараль перестала возиться с раненым чужаком и взяла за руку Полли:
– А ты иди со мной.
Шатер Анараль представлял собой шалаш из молодых саженцев, накрытых выделанными шкурами. Он примыкал к плотной стене зеленых елей и сосен, и внутри пахло свежестью и хвоей. Там были две лежанки из папоротника, накрытого мягкими шкурами. Анараль дала Полли скатанное одеяло из пушистого меха. Полли сняла свой красный анорак и села на одну из лежанок.
Анараль присела рядом:
– Знаешь, Пол-ли, Тав… Ну, ты, наверное, понимаешь, что его к тебе тянет.
Полли закуталась в меховое одеяло.
– Меня к нему тоже. Сама не понимаю, как такое может быть.
– Такое нельзя понимать, – улыбнулась Анараль. – Оно просто происходит, и все. Это потом, если два человека соединяются навсегда, приходит понимание.
– Но ведь потом ничего не будет, – возразила Полли. – Я знаю, что сейчас дверь закрыта, но я… мне надо домой, в свое время. Пока меня не… – Она с трудом заставила себя произнести это вслух: – Пока меня не принесли в жертву Матери.
– Этого не случится! – воскликнула Анараль. – Дождь будет!
– А за озером?
– И за озером.
– Сегодня, – заговорила Полли, – когда явились эти пришельцы, если бы не Тав…
– И другие тоже.
– Но Тав кинулся в бой, даже не зная, придут ли другие. И это было… хм, в каком-то смысле это было здорово.
– И ты тоже была воином, – напомнила Анараль.
– Я просто не могла допустить, чтобы эти чужаки утащили тебя с собой!
Анараль вздохнула:
– И я благодарна. Таву. Тебе. Карралису.
– Он пытался остановить бой, – сказала Полли. – Но когда стало ясно, что ничего не выйдет, он сражался не хуже Тава.
Анараль снова вздохнула:
– Мы, народ Ветра, всегда были… как это епископ говорит? Пац… пац…
– Пацифистами, – подсказала Полли.
Анараль кивнула:
– А теперь все стало иначе. Это из-за засухи. Хоть бы дождь пошел! Старый Серый Волк рассказывал, что много-много лет назад уже была засуха и что мы – мой народ – пришли в эти плодородные земли, потому что наша собственная земля иссохла от зноя, и травы из зеленых сделались бурыми, и у коров все кости торчали наружу, и у кукурузы даже початки не завязались. Мы живем в этих местах с тех пор, как Старый Серый Волк был еще младенцем. Мы не можем просто взять и уйти, чтобы народ Дальнего берега Озера захватил наш дом. И куда нам идти? За лесом теперь другие племена. Если бы только богиня послала дождь!
– Ты думаешь, богиня нарочно удерживает дождь? – поинтересовалась Полли.
Анараль покачала головой:
– Богине не свойственно разрушать и уничтожать. Она посылает лишь благословения. Уничтожаем мы сами, люди.
Она вдруг встала и вышла из шатра.
Спустя несколько минут она вернулась с деревянной миской, наполненной водой, и кусочком мягкой замши. Анараль смочила замшу и бережно омыла Полли лицо и руки. Это тоже был ритуал – точно так же, как пир, песни и танцы. Потом она протянула чашу Полли. Полли поняла, что она тоже, в свою очередь, должна омыть Анараль. И когда Анараль вынесла миску наружу, чтобы вылить воду, Полли чувствовала себя такой же чистой, как если бы приняла нормальную ванну. Она улеглась на папоротниковое ложе, закуталась в мягкое меховое одеяло и провалилась в сон.
Проснувшись, Полли подумала было, что она дома, у бабушки с дедушкой. Но Адрона рядом не было. Она протянула руку и нащупала мех – не меховое одеяло, а живой, теплый мех. Ог ткнулся ей в руку мокрым носом, горячий язык лизнул ей пальцы. Полли почувствовала себя уютно. Она лежала, вслушиваясь в ночь. Тишина тут была совсем другая, чем тишина ее собственного времени. Там шелест ветра в ветвях время от времени нарушался дальним ревом пролетевшего в вышине самолета или грохотом грузовика, проехавшего по шоссе в миле от их дома. А здесь на том месте, где проходило шоссе, было озеро, и до Полли долетали негромкие всплески играющей рыбы. Кроме того, чувствовалось, что вокруг множество людей, спящий народ Ветра. Глаза Полли привыкли к темноте, и она видела на соседней лежанке свернувшуюся клубочком Анараль, слышала ее негромкое дыхание.
Полли осторожно села. Было холодно, поэтому она накинула красный анорак и выбралась наружу, навстречу еле забрезжившему рассвету. Ог последовал за ней. Над головой все еще сияли звезды, но луна давно уже отправилась на покой, и на горизонте, за озером, проступила бледно-лимонная полоска зари. Полли увидела человека, сидящего на поваленном дереве и глядящего на озеро, и узнала по клетчатой рубашке епископа Колубру. Девушка тихонько подошла к нему:
– Епископ…
Он обернулся, увидел ее и жестом пригласил сесть.
– А временной портал…
– Все еще закрыт, – покачал головой епископ.
– Вчера, когда приходила доктор Луиза, она сказала, что вы ушли из дома в походных ботинках…
Он посмотрел на свои ноги в шнурованных высоких ботинках.
– Ну да, я подумал, лучше быть готовым.
– То есть вы знали…
– Нет. Не знал. Просто подозревал, что что-нибудь может случиться, и, если ты попадешь в это время и место и не сможешь вернуться, я хотел быть тут вместе с тобой.
– А мы вообще сможем вернуться домой? В наше время?
– Я считаю, что это весьма вероятно.
– Но вы не уверены?
– Дорогая моя, я вообще редко бываю в чем-то уверен. Жизнь в целом штука ненадежная, и никто не обещал, что с нами не случится ничего страшного или неприятного. Сказано только, что это небезразлично. Не только нам, но и всей Вселенной.
