– По-моему, у тебя не так уж много препятствий; ты просто преувеличиваешь. – Хотя, возможно, ты и не заслуживаешь сострадания. Гундалину вдруг от всей души стало жаль Герне. Святые предки, а что если бы я родился в его теле, а он в моем? – Я… мне очень жаль!
– Да неужели? – Гундалину вытер губы.
– А сам-то ты что, неужели собираешься вернуться? Чтобы тебя разжаловали, лишили всех чинов, бросили в тюрьму? Вряд ли. Ты, черт побери, небось притворишься помешанным: так сказать, преступление, совершенное в порыве неуправляемой страсти. Ты ведь ради любви на это пошел… Эх, любовь… любовь – это болезнь! – Рука Герне, сжимавшая горлышко бутылки, дрожала.
Смерть тому, кто полюбит сивиллу… смерть тому, кто ее не полюбит… Гундалину наконец как следует откашлялся, пытаясь выиграть время для ответа. Что же я собираюсь делать? Не знаю. Будущее представлялось ему безбрежным холодным морем.
– Спроси меня об этом завтра… – Он посмотрел в сторону двери: вошла Персефона и с ней Мун в плаще с накинутым на голову капюшоном.
Персефона подвинулась, давая Мун пройти, и осторожно сияла с ее головы капюшон.
– Мун? – Гундалину встал на колени, держась за стену и уставившись на девушку. Лицо Мун совершенно переменилось благодаря ухищрениям косметики – однако не было раскрашено с той безвкусной грубостью, что была свойственна самой Персефоне; это лицо было великолепным, совершенным! Новая прекрасная женщина совершенно затмевала память о юной островитянке с открытым лицом. Высоко поднятые волосы Мун были забраны сеткой из серебряных и золотых бус. Тор сняла с нее плащ, открыв взорам мужчин золотисто-медового цвета платье, которое переливалось подобно зрелым травам под ветром и льнуло к ее телу, не подчеркивая форм, но свободно ниспадая от талии, от кружевного, цвета слоновой кости лифа, замечательно гармонировавшего с ее белой кожей. Широкое ожерелье из опалов скрывало знак сивиллы у нее на горле.
БиЗед совершенно утратил дар речи, очарованный сиянием этой красоты, а Мун словно расцветала под лучами его восхищения.
– БиЗед, я чувствую себя полной дурой… – Она помотала головой, но тут же просияла.
– Госпожа моя… – В знак высшего восхищения он взял ее руку, наклонился над ней и легко коснулся ею своего лба. И каждый сантиметр ее тела говорит о том, что она настоящая королева! – Я с радостью преклоню пред вами колена. – Мун улыбнулась, и это была ее собственная улыбка, не улыбка Ариенрод.
– Ну как, Герне? – Персефона тоже довольно улыбалась, держа под мышкой тунику Мун. – Не узнают ее при дворе?
– Это ты с ней такое сотворила? – спросил Герне.
– Ну… мне Поллукс помогал. У этого робота хороший вкус.
– Ариенрод этот цвет не любит. – Герне поставил бутылку на пол. – Но ее не узнают… Боги, да никто и не отличит их одну от другой! Ах, ваше величество, подойдите ко мне! – Он потянулся к Мун.
Гундалину нахмурился и взял Мун за руку, почувствовав, что и она сильнее сжала его пальцы. Оба смотрели на Герне.
– Не называй ее так! – Это звучало как предостережение.
– А ей надо привыкать. Я же ничего тебе не сделаю, черт побери! Я к тебе даже не прикоснусь! – Герне опустил руки. – Только дай мне немного на тебя посмотреть.
Мун выпустила руку Гундалину и подошла к нему. Медленно повернулась, неловкая в длинном, платье, но уже не испытывающая неуверенности под его взглядом. А он буквально пожирал ее глазами, когда она стояла перед ним с терпеливым достоинством. И во взгляде ее не было осуждения; она позволяла любоваться собой даже, пожалуй, с удовольствием. Гундалину переводил взгляд с Мун на Герне, и сам бы не смог, наверное, в этот миг определить собственные чувства. Он весь напрягся, когда Герне вдруг резко поднялся, покачнулся… и неуклюже упал перед Мун на колени.
– Ариенрод… – Он прошептал еще что-то, неслышное никому, кроме Мун. Гундалину быстро взглянул на Персефону; расписанные цветами глаза ее расширились, она, потрясенная, тоже посмотрела на него и покрутила пальцем у виска, качая головой.
– Я знаю, Звездный Бык… – Мун кивнула; на лице у нее была написана жалость. Она помогла Герне снова улечься на постель – совершенно не по-королевски.
Герне отвернулся, вдруг снова вспомнив, что они в комнате не одни; лицо его стало жестким.
– Твоя ошибка, Покоритель Зари… Когда я упал в Колодец, тебе нужно было меня прикончить. Ариенрод ненавидит проигравших! – Он выговорил это с каким-то мазохистским наслаждением. – Ну а теперь выслушайте меня.
– Ты все еще намерен помочь ей? – почти равнодушным тоном спросил Гундалину. Герне загадочно улыбнулся.
– Жертве лучше всего молиться у дверей охотника. Тебе-то уж следовало бы об этом знать, легавый.
Мун растерянно смотрела на них.
Или же это только потому, что ты не смеешь отказать ей? Гундалину вздохнул; боль в груди усиливалась.
– Ну тогда у этих дверей привратником стану я.
Мун улыбнулась, и эта улыбка заслонила для Гундалину все остальное.
Глава 40
– Ox, спина моя! – Тор с хрустом потянулась. В кладовых казино ей эхом ответили голые стены и полки; помещение практически опустело; припасы кончались, новых автоматов больше не поступало. – Давай, Поллукс, тащи-ка вон тот ящик с тлалоком сюда поближе, пусть эти психи хоть обожрутся им, пусть у них языки черными станут… – Она зевнула так, что щелкнули челюстные суставы.
– Как скажешь, Top. – Поллукс неспешно принялся за дело, выполняя приказания хозяйки, как верный пес.
Тор хмыкнула; голова у нее кружилась от усталости.
– Клянусь богами, ты что, нарочно меня злишь своим послушанием?
– Как скажешь, Top. – Поллукс прицепил себе на спину упаковочную клеть.
Губы Тор безвольно обмякли, энтузиазм совсем погас.
– Черт побери, Полли… как же я без тебя-то буду? Я ведь привыкла к тебе все-таки, старая ты грязная куча металлолома! – Она поправила парик. – Есть только две вещи, которые Ойярзабал сделать может, а ты нет; а на другой планете так и вовсе небось одна останется… так это можно и от любого другого мужика запросто получить. Вот и неудивительно, что он меня к тебе ревнует. – Она мрачно захохотала. Ойярзабал уже велел ей до свадьбы непременно избавиться от Поллукса. Она тогда согласилась, но сразу почувствовала, что еще одно звено готово для тех брачных оков, с помощью которых этот инопланетянин готовился превратить ее в свою рабыню. Он хочет получить меня такой, какая я есть… Так зачем же он меня ломает? Она так злобно хлопнула по ненавистному парику, что тот съехал на одно ухо. Пришлось снова поправлять. – А кто меня теперь в порядок приводить будет? Полли у нас умеет не только упаковочные клети таскать, он и рыбачку в королеву запросто превратить может, верно? А ты о себе самом-то хоть иногда думаешь, а, Полли? Неужели ты никогда даже и не спросишь себя – зачем да почему тебе то или другое сделать велели? – Тор смотрела, как он идет к ней через всю кладовую. – А вот интересно, хочется тебе узнать, спасет ли эта девчонка своего дружка из лап Ариенрод или нет? Впрочем, она, наверно, дура или сумасшедшая, если ей такой ублюдок, как этот Спаркс, нужен!
