— Премного благодарен.
Я осторожно взял обслюнявленный подарок и откинул в сторону. Спаниель погнался за ним, но в растерянности остановился, когда камень плюхнулся в воду. И в недоумении смотрел то на круги на поверхности, то на меня.
— Очень глупая! — рассмеялась Греттен.
Я нашел камень и позвал Лулу, которая все еще переживала утрату первой, видимо, самой любимой игрушки. Она все-таки погналась за тем, что я зашвырнул в лес, и, вновь обретя счастье, запрыгала среди деревьев.
— Греттен, если не ошибаюсь, немецкое имя? — Я обрадовался возможности переменить тему.
Она добавила в цепочку еще один цветок.
— Предки отца — выходцы из Эльзаса. Меня назвали в честь бабушки. А Мишель — второе из папиных имен. Очень важно поддерживать семейные традиции.
— А Матильду в честь кого назвали?
Лицо Греттен посуровело.
— Откуда мне знать? — Она так сильно дернула цветок, что вырвала с корнем. Выбросила, сорвала другой. Я постарался разрядить атмосферу.
— Сколько Мишелю?
— Осенью исполнится год.
— Я не видел его отца. Он тоже здесь живет?
Я всего лишь пытался поддерживать разговор, но Греттен опять нахмурилась.
— Мы о нем не говорим.
— Извините, я не собирался совать нос в чужие дела.
Она пожала плечами.
— Мы не делаем из этого секрета. Он исчез до того, как родился Мишель. Всех нас оскорбил. Мы приняли его в семью, а он нас предал.
Эти слова походили на рассуждения ее отца, но я оставил комментарии при себе. Греттен добавила в косичку последний цветок, соединила концы и, превратив цепочку в обруч, надела на шею ребенка. Тот рассмеялся и схватился за него пальцами. Греттен побледнела, будто кто-то стянул на ее лице кожу. И шлепнула мальчика по руке — сильнее, чем шлепнула до этого меня.
— Плохой мальчишка! — Ее племянник заревел. Не удивительно: ладонь Греттен оставила на его маленькой пухленькой ручонке красный отпечаток. — Очень плохой!
— Он не нарочно, — поспешил я вступиться за ребенка, опасаясь, что Греттен снова ударит его.
Мне показалось, что она вот-вот набросится на меня, но ее настроение резко переменилось.
— Вечно он что-нибудь такое вытворяет. — Греттен отбросила в сторону сломанный венок из цветов, подхватила мальчика и прижала к себе. — Не плачь, Мишель. Я не хотела тебя обидеть.
Я бы ей не поверил, но ребенка оказалось проще убедить. Плач затих, мальчик только икал, а вскоре опять смеялся. После того как Греттен вытерла ему глаза и нос, все случившееся было забыто.
— Пора отнести его домой. — Она поднялась. — Вы с нами?
Я колебался. Хотелось еще посидеть у озера, и из головы не выходила мысль об ее отце.
— Пожалуй, побуду здесь.
— Почему вы так боитесь папы? — усмехнулась Греттен.
Я не знал, что ей ответить. Этот человек уже угрожал мне ружьем и спустил с лестницы. Не хотелось дразнить его. Но слова Греттен укололи меня.
— Считаю, что лучше не попадаться ему на пути, вот и все.
— Не беспокойтесь. У него больная спина, и после завтрака он ложится в постель. Жорж тоже идет домой отдыхать, так что никто ничего не скажет.
Греттен ждала, и у меня, похоже, не оставалось выбора. Бросив последний взгляд на озеро, я неуклюже встал. По лесу она шла медленно, чтобы я успевал за ней. Слегка выставленное бедро, на котором сидел малыш, длинные, загорелые ноги, колыхающийся подол светло-голубого платья. Шлепанцы шаркали по пыльной дорожке. Стояла послеполуденная тишина, и она, казалось, еще сгустилась, когда мы проходили мимо статуй, словно изваяния превратили ее в застывшее безмолвие собора.
— Почему здесь статуи? — спросил я, останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Греттен повернулась в их сторону.
— Папа хочет продать их. Он долго их собирал. Не представляете, сколько статуй в садах старых замков.
— То есть он их воровал?
— Да вы что! — возмутилась Греттен. — Папа не вор. Там, откуда он их брал, никого нет. Разве это кража, если человек берет вещи из места, где никто не живет?
Мне казалось, что владельцы замков посмотрели бы на проблему иначе. Но я уже достаточно наговорил Греттен неприятных слов и поэтому придержал язык. К тому же ходьба потребовала от меня больше сил, чем я предполагал. Как только мы вышли из леса, собака бросилась вперед и побежала через засохший виноградник. Солнце еще палило, но опустилось ниже; наши тени вытянулись и стали похожи на веретенообразных великанов. Я пыхтел, опустив голову, слишком устав для разговоров. Когда мы дошли до амбара, я взмок от пота и чувствовал, как от напряжения подрагивают на ногах мышцы.
Мы остановились у входа, и Греттен заправила волосы за уши, повторяя жест старшей сестры.
— Вы вспотели. — Она улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. — Надо больше практиковаться с костылем. Я каждый день гуляю с Мишелем. Если хотите, можем утром снова встретиться у озера.
— Завтра меня здесь не будет, — произнес я. — Утром уезжаю.
Оттого что я произнес это вслух, все показалось намного реальнее. Даже мысль об отъезде стала чем-то вроде решающего шага с обрыва в бездну. Греттен удивленно посмотрела на меня:
— Вам нельзя ехать. У вас болит нога.
— Как-нибудь справлюсь.
Ее лицо напряглось.
— Это Матильда виновата?
— Нет. С какой стати?
— Она вечно все портит. Ненавижу ее!
Внезапная вспышка злости поразила меня.
— Матильда ни при чем, — заверил я. — Просто мне пора двигаться дальше, вот и все.
— Отлично. Ну и убирайтесь!
Греттен повернулась и ушла, оставив меня одного. Я вздохнул и шагнул в темноту амбара. Отдышался и начал долгий мучительный подъем на чердак по деревянной лестнице.
Проспав несколько часов и проснувшись, я обнаружил, что солнце ушло и его лучи больше не попадают в окно. Было еще жарко, но свет померк, значит, день клонился к закату. Посмотрев на часы, я убедился, что перевалило за восемь. И при этом никаких следов ужина. Задерживается? Или я настолько огорчил своим поведением Арно или Греттен, что мне больше ничего не положено?
Правда, я совсем не был уверен, что способен есть.
Я спустился вниз и умылся под краном. От ледяной воды перехватило дыхание, зато потом стало легче. Я сел снаружи и смотрел, как неторопливо заходило солнце. Когда оно скрылось за лесом, я закурил. Последнюю сигарету. Но завтра моей первой задачей будет отыскать супермаркет или табачную лавку. А потом…
Я понятия не имел, что делать дальше.
