Я твердил себе, что это всего лишь ужин.
Лулу выставили во двор. Не теряя надежды вернуться в кухню, она слонялась у двери. Завидев меня, подошла, повиляла хвостом, но интересовал ее не я, а возможность проникнуть внутрь. Окна были открыты, и из них доносился запах жареного мяса. Я чуть помешкал в нерешительности, поднял руку и постучал в дверь. Открыла Греттен. Она отступила в сторону, давая мне пройти, а попытавшейся проскользнуть под шумок собаке загородила дорогу.
— Нет, Лулу.
В кухне, где готовили еду, было жарко и душно. На старой плите что-то тихонько булькало в кастрюле.
— Садитесь, — улыбнулась Матильда.
Я подошел к накрытому на четверых столу и отодвинул один из разрозненных стульев.
— Это папин, — сообщила Греттен.
Пока я брел к другому, она топталась около стола. Если не считать моей вчерашней фразы, когда я велел ей оставаться дома, — мы не сказали друг другу ни слова.
— Спроси, может, он хочет аперитив, — бросила через плечо Матильда.
— Не учи, сама знаю, — пробурчала сестра и неловко повернулась ко мне. — Хотите аперитив?
— Не откажусь.
Мне требовалось выпить, чтобы справиться с предстоящим вечером. Я и без того был на грани срыва и теперь ждал, что Греттен предложит мне что-нибудь на выбор, но та вопросительно посмотрела на Матильду.
— Есть пастис, — сказала та и замолчала, следовательно, альтернативы не существовало.
— Пастис — это прекрасно, — кивнул я.
Арно вошел в тот момент, когда Греттен доставала из буфета бутылку. Он нес заспанного, капризничающего Мишеля.
— Это что еще такое? — нахмурился отец, увидев, что делает дочь. Греттен бросила отворачивать крышку «Рикара».
— Матильда сказала, чтобы я угостила его аперитивом.
Арно повернулся в мою сторону. Я не сомневался, что он велит дочери поставить бутылку на место, но он лишь пожал плечами.
— Если ему хочется травить себе этим снадобьем, то пусть.
Греттен плеснула щедрую порцию в небольшой стакан, а в другой налила воды и оба поставила передо мной. Улыбнувшись, я поблагодарил и добавил в прозрачную янтарную жидкость немного воды. В стакане закружило, напиток замутился, побелел. Я сделал глоток и почувствовал, как горло согревает лакричное тепло. Наблюдая, как я пью, Арно произнес:
— Отравишь себе нутро.
Я поднял стакан, словно предлагая шутливый тост. Отравлю или нет — это мы еще посмотрим, а вот на вкус пастис был явно лучше его вина. Мишель недовольно заерзал, и Арно стал его легонько качать.
— Ну, ну, перестань, малыш.
— Ему пора в кровать, — бросила Матильда, отрывая взгляд от кастрюли.
— Он не хотел ложиться спать.
— Он устал. Если ты его уложишь, он тут же…
— Я же сказал, он не хотел ложиться.
Внезапно все замолчали, стало тихо, лишь что-то булькало в кастрюле. Матильда опустила голову. Возможно, ее щеки горели от жара плиты, но мгновение назад я этого румянца не видел. Арно посмотрел на нее долгим взглядом и повернулся к Греттен.
— Его надо переодеть.
— Папа…
— Делай, что тебе говорят.
Матильда положила ложку.
— Я этим займусь.
— Ты стряпаешь, вот и стряпай. Греттен прекрасно справится.
— Лучше бы я… — начала Матильда, но отец заставил ее замолчать, наставив палец, словно пистолет. Она потупилась и принялась что-то помешивать в кастрюле.
— Забирай его! — приказал хозяин фермы младшей дочери.
Греттен выскочила с кухни с малышом, а он шагнул к плите, принюхался к булькающим кастрюлям, взял ложку и попробовал соус.
— Добавь перца. — И пока дочь послушно крутила над кастрюлей перечную мельницу, со вздохом, похожим на хрюканье, опустился на стул. Разумеется, на свой стул. — Я видел, верхняя часть стены почти готова. — Арно устроился поудобнее.
— Близко к тому, — ответил я, сделав глоток «Рикара».
— Сколько, по-твоему, еще потребуется времени?
Я поставил стакан на стол. Думать о будущем мне не хотелось.
— Доделать всю стену? Не знаю, наверное, несколько недель.
— А дом целиком?
— Еще дольше. А что?
— Просто спросил.
Пока мы разговаривали, Матильда сняла с огня кастрюли и тихо выскользнула с кухни. Если Арно и заметил ее исчезновение, то возражать не стал. Взял со стола початую бутылку вина и налил себе в стакан. Сделал глоток, поморщился. Рядом с бутылкой стояла корзина с хлебом. Он отломил ломоть и начал жевать, потягивая напиток.
Мы сидели молча — тишину нарушали лишь булькающие кастрюли на плите. Я не понимал, почему удостоился чести быть приглашенным на ужин. Сначала решил, что Арно позвал меня в благодарность за то, что я не выдал его полиции. Но теперь начал подозревать, что причина другая. Арно был не из тех людей, кто способен испытывать признательность.
В кухню вернулась Греттен, подошла к плите и поставила соус на огонь. Арно не удостоил ее взглядом, то ли не разобравшись, что сестры сговорились за его спиной, то ли предпочитая не замечать их уловку. Матильда и Греттен, несмотря на трения, умели ладить, если это требовалось.
Я допил пастис. Арно, заметив мой опустевший стакан, подвинул ко мне бутылку с вином.
— Чувствуй себя как дома.
Я не понял, говорил ли он в шутку или серьезно.
«Особенным» блюдом оказалось свиное филе. Мясо было свернуто рулетом и натерто солью и розмарином, после чего жарилось с неочищенными дольками чеснока. Когда Матильда вынула противень из духовки, кухня наполнилась пряным запахом. Она нарезала мясо на сочные ломти и разложила на тарелки, которые Греттен подала на стол. Там уже стояли блюда с шалотом, пюре из каштанов, листовой свеклой и жареным в масле картофелем.
Свою тарелку Греттен принесла себе сама. И когда садилась за стол, перехватила мой взгляд и улыбнулась. Я сделал вид, будто не заметил, и очень надеялся, что не заметит Арно. Напрасно.
— Чего ты лыбишься? — напустился он на дочь.
— Ничего.
— Я что-то пропустил?
— Нет.
— Тогда что ты осклабилась, как осел?
— И не думала.
— Я же не слепой.
Арно потемнел лицом и уже собирался что-то добавить, но в это время Матильда толкнула стоящее на столе блюдо и опрокинула бутылку с вином.
— Извини. — Она подхватила ее и поставила на место, но красный ручеек уже растекался по столу.
Арно отодвинулся со стулом, чтобы на него не попали падающие со стола капли. Матильда побежала за тряпкой.
