Посмотрев ей в глаза, он всплеснул руками и пошел к ней.
— Итак, теперь ты знаешь все мои грязные маленькие секреты. А я знаю твои секреты. Надо ли мне еще что-нибудь тебе рассказать? Неужели ты считаешь, что мы замечательно проводим время, делясь друг с другом своими чувствами?
Если бы не дикость в его глазах, она возненавидела бы Талоса за неуважение. Но она не могла. Она была в ужасе.
— Нет? — Он наклонился к ней, их лица оказались почти вплотную. — В таком случае, получив от меня все, что ты хотела, ты можешь уходить.
Внезапно он повернулся, взял телефон со стола и резко заговорил по-гречески.
— Талос? — нерешительно сказала она, когда он положил трубку.
Она не знала, что собиралась ему сказать. Ей ничего не приходило в голову. Она просто желала крепко обнять его и молчать. Но он не хотел принимать ее сочувствие.
— Нам больше нечего сказать друг другу. — Казалось, он успокоился, но по-прежнему смотрел на нее как зверь. — Мы наслаждались друг другом, но все кончилось.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.
Талос открыл дверь и жестом указал на нее Амалии:
— Костас отвезет тебя в коттедж. Я надеюсь, гипнотизер, которого нанял для тебя дирижер оркестра, тебе поможет потому что я больше ничем не смогу тебе помочь.
Заставив себя горделиво поднять голову Амалия прошла мимо Талоса.
Отбросив одеяло, Талос встал с постели. Большая порция виски поможет ему заснуть.
Он выглянул в окно. Три часа ночи. В темноте он видел тусклые огни коттеджа вдали.
Амалия не спит.
Он закрыл глаза. Он мог поспорить, что в эту минуту она играет на скрипке пьесу его бабушки, стараясь утешиться. Он мысленно представлял, как ее пальцы летают над струнами. Он слышал чистый и красивый звук скрипки. Он знал, что, если услышит игру Амалии вживую, его сердце разорвется пополам. Хотя вряд ли у него осталось сердце после того, что он наговорил ей сегодня вечером.
Он отнесся в Амалии безобразно. Он по-прежнему не понимает, откуда взялась его ярость. Он пытался защититься. Ей удалось растормошить его, и он снова начал переживать ужасные события прошлых лет.
Еще ни разу в жизни он не чувствовал себя таким несчастным.
Талос страдал прежде. Потеря родителей сокрушила его. Его отец был скотиной, но Талос все равно слепо любил его, как любят своих родителей все маленькие дети.
Но сейчас Талос по-настоящему опустошен, физически и эмоционально.
Он закрыл глаза, представив, как Амалия садится на край кровати и играет ему, а ее музыка успокаивает его страдающее сердце.
Талос не знал, что его дед подарит Амалии скрипку покойной королевы, но он не мог найти лучшего человека, чтобы сделать это. Что хорошего, если скрипка его бабушки будет лежать в стеклянном шкафу в дворцовом музее Каллиакисов, привлекая туристов? По крайней мере, Амалия будет любить и заботиться о ней. И она будет играть на ней от души.
Он провел день, сознательно избегая любого человека, связанного с оркестром. Но вскоре он услышал дворцовые слухи о том, что третий день подряд одна скрипачка играет за ширмой в сопровождении оркестра.
Он представил, как бледная Амалия дрожит, в ее прекрасных зеленых глазах читается ужас, она дышит часто и поверхностно.
Во что он ее впутал?
Было бы намного милосерднее раздеть ее донага и выставить на сцене на всеобщее обозрение. При этом она испытала бы меньшее унижение.
Талос предпочитал умереть, чем позволить ей страдать еще больше.
Амалия потерла ноющие от недосыпа глаза, потом взяла нож и стала нарезать дыню на мелкие кусочки, думая о Талосе, который повсюду носил с собой нож.
«Не думай о нем! — приказала она себе. — Не сегодня».
Сегодня она должна сосредоточиться.
Дыня была ароматной, но у Амалии совсем пропал аппетит. Вероятно, сегодня она упадет на сцене в голодный обморок.
Услышав шорох, она прошла в прихожую и нашла на полу письмо, которое просунули под дверь.
На большом толстом конверте кремового цвета было написано: «Для Амалии Картрайт». Ее сердце забилось чаще. В правом верхнем углу конверта было полное имя Талоса, включая его королевский титул и адрес дворца.
«Дорогая мадемуазель Картрайт!
Этим письмом я расторгаю контракт, подписанный нами десятого марта этого года. Все штрафы, предусмотренные в настоящем контракте, аннулированы, а Национальный оркестр Парижа остается в прежнем составе.
С уважением,
Талос Каллиакис».
У Амалии закружилась голова. Она прочла письмо несколько раз, прежде чем до нее дошел смысл слов.
Ее затошнило.
Она прижала одну руку ко рту, а другую к бешено колотящемуся сердцу. Она покачнулась, словно под ударом лавины несчастий. Талос не верит, что она сможет сыграть на гала-вечеринке.
Он действительно отказался от нее.
Все кончено.
Все.
Он в ней разочаровался.
Ее мечты играть на сцене окончательно рухнули.
Но прежде чем отчаяние раздавило Амалию, ей в голову пришла поразительная мысль.
Почему он сделал это именно сейчас, в день гала-вечеринки, к которой они столько готовились?
Она потерла глаза, отчаянно пытаясь остановить слезы, и прочла письмо снова.
Оно казалось ей бессмысленным.
Она посмотрела на часы. Девять утра, гала-вечеринка начнется через шесть часов. Амалия должна быть на сцене и играть пьесу покойной королевы через одиннадцать часов. К этому моменту на острове будут приглашенные главы государств.
А Талос отпускает ее.
Его намерение на самом деле не имеет никакого смысла.
После их последней встречи Амалия снова и снова размышляла над его словами. Она знала с самого начала, что исполнение пьесы его бабушки очень важно для Талоса, иначе он не стал бы ее шантажировать и угрожать ей. После ужина с его дедом она окончательно поняла истинное значение гала-вечеринки. Это будет лебединая песня короля Астреуса. Последний праздник в его жизни.
Но теперь Талос отказывается от того, за что так упорно боролся.
Бабушка и дедушка воспитали Талоса и его братьев. Семья для него важнее всего.
Амалия вспомнила тот вечер, когда три дня назад Талос с презрением потребовал от нее покинуть его виллу. Она думала тогда, что презрение направлено на нее, но сейчас вдруг поняла, что в тот момент Талос презирал самого себя.
Если Талос расторг с ней контракт, значит, для него намного важнее ее эмоциональное благополучие.
