— Представляю. Будь здорова.
Андрей вышел в приемную и мимо охранника и оживившегося Михаила пошел к лифту. Пока ехал вниз, пока топал по территории к проходной, пока завел машину и выехал на трассу, двигался машинально, как говорится, на автопилоте. Продержался примерно до центра этого поганого Посада, и тут вдруг прорвало, злость полыхнула такая, что Андрей скинул скорость и съехал от греха в правый ряд. Плелся там черепахой и клял последними словами и засранца Глухова, изумительную тварь, как вблизи оказалось, и Риту, что так ловко, чего уж там, использовала его, Андрея. А он — ради нее, получается, — одного человека убил, пусть случайно, другого покалечил и совершил еще множество «подвигов», что тянут на статью полегче, но в совокупности можно получить приличный срок. И все ради Риты, получается, а та обставила кучу неглупых мужиков и получила свое. Точнее, вернула в полное свое владение, но жизнь с нее такой аванс за триумф взяла, что никаких денег не захочешь. Кстати, о деньгах: он сам с пустым карманом остался, Глухову платить нечем, он как с голой задницей на завод пришел, таким и вылетел, получив пинка под этот самый зад. Андрей поймал себя на мысли, что этакую скотину, как Глухов, вовсе и не жалко, но мысль эту быстро отринул, думать надо было о себе. Первое — остался первый комплект учредительных документов, можно, конечно, передать их Глухову, и тот получит возможность пободаться в судах. Но вряд ли ему эти документы помогут при наличии дарственной на этот самый завод, дело гиблое, вряд ли кто возьмется. А во-вторых… «Да горите вы все огнем, в гробу я вас видел». Андрей доехал до перекрестка и развернулся. В запале проскочил нужный поворот, и пришлось возвращаться.
В хранилище открыл ящичек, вытащил документы и принялся рвать их в клочки. Бумага была толстая, солидная, Устав вообще пришлось уничтожать по частям, обрывки получались крупные, а хотелось бы поменьше.
— Шредер есть?
Оторопевший банковский служащий помотал головой.
Андрей кое-как уничтожил последний лист с гербовыми знаками, сгреб обрывки, кинул их в металлический ящик-сейф и пошел к машине. И погнал прочь из мерзкого городишки, порванные бумажки малость успокоили, но руки еще подрагивали, а мысли мутились от злости. Во-вторых, квартиру придется отдать Светке, а самому начать все с начала. Андрей представил, в каком виде он предстанет перед своей бывшей, как скажет это матери, съехал на обочину и остановился, чтобы успокоиться. Трудно признавать поражение, да еще и такое, в чем ну никак не виноват, кто мог предположить в Рите этакие способности. «От осинки не родятся апельсинки» — вспомнилось старое присловье. Одно дело, если бы ее отец, на глуховский манер, у станка стоял, то тут было бы чему удивиться. Но Романов-старший этот завод с ноля поднял и вместе с ним поднялся, и еще выше бы взлетел, если б не болезнь и не зятек-паскудник. А Рита вся в отца оказалась и теперь уж своего ни богу, ни черту не отдаст.
Решил пока отвлечься, вспомнил, что он в отпуске и гулять ему еще неделю, и что за эту неделю он дома с ума сойдет. Набрал Корнеева, тот долго не отвечал, потом из трубки раздался его голос.
— Я все сделал и завтра выйти могу, — после приветствия сказал Андрей. Корнеев буркнул что-то вроде «добрый день» и поставил на ожидание. Андрей не спеша поехал вперед, миновал несуразный облезлый знак границы города, остановился на перекрестке.
— Привет, — бросил он, — отдыхай пока, потом с тобой решим.
Его голос, тон, интонация и плохо скрытое желание поскорее отделаться от собеседника не сулили ничего хорошего. Андрей решил, что показалось, что сам не совсем пришел в себя и сказал:
— Можно не ждать, я могу и завтра дела принимать…
— Мне Серега Глухов недавно звонил, — перебил Корнеев, — сказал, что ты его крупно подставил, и он это дело так не оставит. Не знаю, что у вас произошло, но Сергея я давно знаю, он просто так словами бросаться не будет. Еще сказал, что ты то ли покалечил кого-то, машину разбил, еще подвиги твои перечислил. Не ждал я такого, Андрей, так что отдыхай пока.
Раздался звонок второго мобильника, из трубки зазвучала музыка. Андрей проехал перекресток, повернул на заправку, но к колонкам не поехал, встал у бортика. Слушал позитивную бодрую мелодию, пытаясь осознать, примерить к себе услышанное. Что Глухов скотина во всех смыслах, это не обсуждается, но это мстительная скотина, и знает она слишком много, чтобы испортить Андрею жизнь. Сам ему все рассказал, с подробностями, но кто ж знал, что все так обернется, хорошо, хоть про перестрелку в «Газели» ума хватило умолчать. А вот Рита сама все видела, вернее, почти все, и кто поручится, что она будет молчать.
Андрей развернулся, поехал обратно в сторону Посада. Уже не злость распирала, а отчаяние, чувство огромной, истинно вселенской несправедливости, когда за хорошо, даже отлично сделанную работу с тобой расплатились сначала обещаниями, а потом реальной перспективой уголовного дела.
— Андрей, — прорезался Корнеев, — я тут уточнил кое-что, я тебя в резерв переведу. Должность я тебе дать не могу, опыта у тебя пока мало. Будешь консультировать нового человека, мне рекомендовали как хорошего специалиста…
— Я у вас девять лет проработал.
Справа мелькнуло уродливое сооружение: щит с изображением медведя и улетающей к звездам ракеты, при этом медведь то ли пытался поймать ракету за хвост, то ли уже летел за ней в космическую бездну.
— Считаете, это недолго? — Понятно, что вопрос уже решен, можно не сдерживаться, послать к херам политику и раз и навсегда решить вопрос. — На побегушках мне быть предлагаете?
— Ничего другого предложить не могу, — равнодушно сказал Корнеев, — насильно держать тоже не буду. Хочешь, увольняйся, уговаривать тебя не собираюсь. Хоть завтра заявление пиши.
Андрей нажал отбой и швырнул мобильник на сиденье рядом. Спорить, убеждать, доказывать свою правоту смысла нет, карьера в этой конторе для него закончена, надо искать другое место. А это время, снова надо проявлять себя, снова доказывать профпригодность. «Машкин папа может помочь», — Андрею аж нехорошо стало от этой мысли. Это выход, конечно, но чем он сам тогда лучше Глухова?
Просвистела мимо черная «Нива», обдала водой из-под колес, да так, что грязные брызги залетели через приспущенное стекло в салон. Андрей чертыхнулся, вытер лицо.
— Да что ж вы все тут за уроды, мать же вашу! — крикнул он вслед «Ниве» больше для того, чтобы проораться. Малость отпустило, Андрей включил «дворники», чтобы очистить стекло, и поехал дальше.
На пятьдесят седьмом километре Ярославского шоссе он оказался минут через сорок, до этого плелся по обочине, высматривая знакомую березку, но все чего-то не хватало. То насыпь не та, пологая, то отбойника нет, то все березки куда-то подевались. Уже в сумерках все сошлось наконец, Андрей остановился, издалека разглядел пристально полуживое деревце, сбежал по гравию и оказался на мокрой траве. Та неприятно пружинила под ногами, точно шкура огромного больного зверя, хлюпала, подошвы скользили по мокрым кочкам. Андрей допрыгал по ним до болотины, ухватился за березку, осмотрелся. Над водой поднимался туман, холодный и липкий, заползал в рукава, за воротник, отчего становилось зябко и тревожно. Гул двигателей и сигналы доносились издалека, туман глушил все звуки, искажал их, как кривое зеркало отражения в нем. Андрей присел на корточки и запустил руки под корни деревца, шарил в ледяной воде и глине, пока пальцы не наткнулись на металл. Это оказалась рукоять «макарова», Андрей вытащил пистолет, жутко грязный, провонявший тиной, обтер кое-как, выщелкнул магазин. Три патрона сидели на месте, и по виду несколько дней в воде и сырости особого ущерба им не нанесли. «Нет ствола — нет доказательств», — Андрей бросил «макарова» в прихваченный с собой пакет. Решил, что разберет и выкинет оружие в другом месте и по частям, а потом пусть хоть Рита, хоть Глухов, хоть кто угодно доказывают, что это он пристрелил рейдера. Показалась в тумане тень, перла навстречу и все увеличивалась в размерах. Андрей шарахнулся вбок, оступился, влетел ногой в лужу, провалился по щиколотку и невольно матюгнулся. Тень застыла на месте, тоже выругалась: это оказался здоровый пузатый мужик, он держался за ремень штанов и напряженно вглядывался в полумрак. Увидел Андрея, успокоился, повернулся к нему спиной. Андрей добрался до машины, сунул пакет с пистолетом под сиденье и поехал в Москву.
