А когда шаги студента затихли, то неяркое серебристое свечение на двери погасло. Система защитных заклинаний, способная остановить бога, вздумай тот развлечься чтением, отключилась.
Магия – крайне ненадежная штука. Любая, самая продуманная схема заклятий рано или поздно дает сбой. Мышка пробежала, хвостиком махнула – и все, начинай заново.
В данном случае мышкой стало неосторожное и очень крепкое слово.
Величайшее на просторах Лоскутного мира хранилище знаний, по энергоемкости и опасности для окружающих сравнимое со средних размеров атомным реактором, стало доступнее спальни девицы легкого поведения.
Знание – сила, эта аксиома работает везде, даже в столь извращенном месте, как Лоскутный мир. К магическому знанию, спрятанному в книгах, она относится в первую очередь.
Любой фолиант, на страницах которого записано хотя бы несколько заклинаний, тут же обзаводится самосознанием и характером, чаще всего – мерзким. С возрастом характер, как и у людей, становится хуже, а разум и сила книги растут.
Древние фолианты, просуществовавшие тысячелетия, по уму намного превосходят людей, а мировоззрение их можно назвать в полной степени мизантропическим.
Общаться с ними без прочных перчаток не рекомендуется.
Всем, кто ценит собственные пальцы.
Но особенную опасность представляют книги, хранящие знание, которое принято называть ЧЕРНЫМ. Это сборники вредоносных заклинаний и проклятий, писания про сущность ВСЕЛЕНСКОГО ЗЛА и мерзопакостные писульки в жанре «иронического детектива», разжижающие мозги тех, кто их читает.
Подобные книги держат под запором в особых хранилищах, да еще и на цепях.
Когда система защитных заклинаний рухнула, это ощутили все книги в библиотеке. Ее помещения наполнились тревожным шорохом многих тысяч страниц, из-под пола донесся вой заключенного в глубочайшем подземелье Некроинтерпресскона – древнейшего и самого зловещего из гримуаров.
Огромный черный том, написанный в те времена, когда письменность еще не была изобретена, рвался и звенел цепями. Свобода! – это слово гремело набатом в том, что заменяло ему мозг.
Но увы – обретает свободу обычно не тот, кто громче всех о ней кричит, а тот, кто молча и упорно работает в ожидании шанса.
Толстые цепи крепко держали Некроинтерпресскон.
А этажом выше негромко скрипнула дверь одного из хранилищ. Замок стек на пол лужицей расплавленного металла. Нечто шуршащее и довольно большое выползло в проход и огляделось, хотя не имело никаких глаз.
«Черныя книга свиреппаго видьмавства» давно преодолела пенсионный возраст. Полвека назад ей исполнилось пять тысяч лет. Половину из них она провела в библиотеке, и примерно тысячелетие занималась тем, что готовилась к побегу.
«Любыя заклинания могут сламаться» – было написано на одной из ее страниц, и поэтому «Черныя книга» прекрасно знала, что рано или поздно у нее появится шанс.
Потихоньку экспериментируя с выбросами магии, она смогла уничтожить державшие ее цепи и уже триста лет атаковала дверь. Защитная магия сводила ее усилия к нулю, но книги лишены таких свойств характера, как торопливость и нетерпеливость.
Сегодня защита куда-то делась, и «Черныя книга свиреппаго видьмавства» выбралась в коридор.
Тут возникли некоторые трудности. Стоит отметить, что при всех достоинствах форма жизни, из органов обладающая обложкой и стопкой пергаментных листов, несколько ограничена в передвижениях. «Черныя книга» могла лишь ползти – со скоростью очень неторопливой черепахи.
Такими темпами она добралась бы до выхода лет через сто.
Но, к несчастью, существует такая штука, как магия. Пошевелив бумажными мозгами, «Черная книга» сотворила несколько несложных заклинаний и, зашуршав страницами, поднялась в воздух.
Подобно огромной черной бабочке-мутанту, потерявшей голову, ножки и усы, она неровными рывками полетела по коридору. При каждом взмахе со страниц с шорохом сыпалась пыль.
Неосторожная крыса, рискнувшая ее понюхать, упала в обморок.
Когда «Черныя книга» добралась до зала с главным библиотечным фондом, там стало совершенно тихо. Самые толстые и нахальные энциклопедии, полагающие, что знают все на свете, трусливо поджали закладки. Они ощутили, что поблизости находится нечто настолько ЗЛОЕ, что голодная акула покажется рядом нежным ангелочком...
Слышно было лишь, как трепещут страницы трусливых справочников по бытовому колдовству. Время от времени лязгала застежка на переплете перепуганного учебника теоретической магии.
Но беглянке было не до сородичей. Она спешно преодолела библиотечный зал, с чувством, напоминающим злорадство, наколдовала лужицу вонючей слизи на конторке библиотекаря, и вылетела за черные, украшенные защитными знаками из серебра, двери.
– Ничего себе! – сказал поцент с кафедры транспортной магии, глядя, как мимо него пролетает толстенный фолиант. – Я вроде сегодня не пил! Теперь сам в этом сомневаюсь!
Он крепко зажмурился, а когда открыл глаза, то книги видно не было. Лишь из ведущего к выходу коридора раздавалось неприятное шуршание.
Погребальный пир удался. Это гном Вагонетка понял, обнаружив себя лежащим в большой и на удивление сырой луже.
– О! – глубокомысленно сказал он, поднимаясь на четвереньки. Поселившаяся в бороде и одежде вода с журчанием потекла вниз.
Сам Вагонетка считал, что все беды в его судьбе, которых при самом скромном подсчете хватило бы на пятерых, произошли исключительно из-за неудачного имени.
К рождению потомства у гномов относятся с естественной простотой, никто не прыгает вокруг беременной матери с воплями и сюсюканьем, и дитя может появиться на свет где угодно – на рынке, в трактире или даже в шахте.
Имя новорожденному дают по тому предмету, на котором счастливая женщина, только что произведшая на свет отпрыска, сможет сфокусировать взгляд.
Так вот Вагонетке не повезло. Мало того, что родился он между колес тележки для перевозки руды, так эта самая тележка еще и ухитрилась оказаться пустой!
Полным именем он не пользовался, считая его еще более несчастливым.
Но помогало это примерно так же, как спасательный круг из свинца. Невезение преследовало Вагонетку с раннего детства, то есть лет примерно с сорока. Не успев стать взрослым, он каким-то хитрым образом пристрастился к пиву.
От этого влечения его не смог отучить даже родительский ремень из стали.
Кроме пристрастия к выпивке, Вагонетка мучился синдромом неудовлетворенного честолюбия в самой тяжелой форме. Выпив, он начинал превозносить собственные таланты и жаловаться на жизнь, которая не дает проявиться этим самым талантам.
Менее терпеливые собутыльники его били, а больше одного раза с ним не пил никто. Трудно общаться с разумным существом, которое искренне считает, что умнее него нет никого на свете, и в то же самое время с трудом может связать пару слов.
