А в том, что «Россия» не сразу получила ответ на свой вопрос, нет ничего удивительного. Достаточно вспомнить, на каком расстоянии от подбитого крейсера оказалась она в момент поднятия сигнальных флагов. Удивляться приходится скорее тому, что «Рюрик» вообще разобрал ее флаги и смог ответить.
Попробуем теперь взглянуть на обстановку глазами японцев.
Разрывы фугасных снарядов на палубах при попаданиях в русские корабли великолепно просматривались с мостика «Идзумо». Но оценить на глаз тяжесть причиненных «Рюрику» повреждений было, конечно, нельзя. Крейсер пока держался без заметного крена или дифферента, пожар на нем почти угас. А потому отставание «Рюрика» на повороте и выход в сторону неприятельской колонны, очевидно, мог быть воспринят Камимурой как попытка или по крайней мере имитация одиночной атаки. Цель? Например, отвлечь вражеский огонь на себя, чтобы облегчить флагману и «Громобою» выполнение следующего маневра. Какого конкретно? Этого японцы еще не поняли, так как маневр не был завершен. Но тем не менее вражеские крейсера отреагировали на выход «Рюрика» коротким коордонатом вправо как бы в попытке уклониться от его нападения.
Это непродолжительное изменение курса хорошо заметно на японских картах боя…
Преследование «России» и «Громобоя» было продолжено. К 6 часам 38 минутам «Рюрик» уже отстал от своих примерно на 50–60 кабельтовых. И почти такое же расстояние отделяло его от вражеского кильватера. А это значит, что некоторое время японцы просто не могли обстреливать «Рюрика». И вся мощь их орудийных залпов обрушилась в основном на русского флагмана.
И вот здесь «Россия» повернула на обратный курс. Снова в направлении от противника. «Громобой» опять шел в кильватере флагмана, и враги успели еще раз обстрелять русские корабли анфиладным огнем с кормы. Неприятель сам подтверждает это на страницах своей официальной истории боевых действий.
В рапорте командующего флотом Иессен после боя написал, что поворот в 6 часов 38 минут на обратный курс был продиктован исключительно необходимостью оказать содействие подбитому «Рюрику». Но ведь «Рюрик» в этот момент находился вне обстрела!
Да, крейсер получил тяжелую рану. Но держался. И как держался! Еще не прекращены были попытки его экипажа выправить поврежденный руль и двигаться вперед, управляясь машинами. Еще не исчерпаны были шансы прекратить наступление воды в кормовых отсеках. И главное – еще не была выбита многочисленная артиллерия «Рюрика», составляющая треть всего вооружения отряда…
Кажется парадоксальным, но когда Иессен остался с двумя крейсерами против четырех японских, он приказал повернуть к оставленному «Рюрику» не столько в расчете оказать какую-либо помощь, сколько в надежде, что «Рюрик» поддержит своего флагмана огнем.
А то, что «Рюрик» отстал гораздо больше, чем предположил в рапорте Иессен, видно даже на всех классических схемах этого боя. По данным японцев, «Россия» и «Громобой» прошли навстречу «Рюрику» около четырех миль. А согласно карте, составленной в штабе самого Иессена, не менее семи.
Итак, в 6 часов 38 минут два крейсера повернули под неприятельским огнем на юго-восток и отправились, как пишут в донесениях, «прикрывать подбитого товарища».
Прикрывать в морском бою можно по-разному. Поддерживать огнем с доступных дистанций. Отвлекать на себя внимание вражеских комендоров, маневрируя у них на виду. Наконец, подставить собственный борт, чтобы защитить поврежденный корабль. Все зависит от конкретной боевой ситуации. В нашем случае прикрытие состояло в том, что два крейсера совершили под обстрелом несколько резких галсов, отвлекая на себя часть неприятельского внимания.
Стоит отдать им должное… Их огонь был великолепен! И все же «прикрываемый» «Рюрик» большую часть времени циркулировал с невыправленным рулем между своим и вражеским отрядом, от которого его и «прикрывали»…
На этом этапе боя, согласно показаниям артиллерийских приборов, расстояние от японского флагмана до «Рюрика» составляло 25–30 кабельтовых, а до «России» – от 30 до 50 кабельтовых. Комментарии излишни!
Японцы пристрелялись. Около 7 часов при развороте на северо-запад «Россию» поразили сразу несколько вражеских снарядов.
Заготовленные у носовых орудий крейсера боеприпасы вспыхнули. Пожар почти мгновенно охватил весь полубак русского флагмана, боевая рубка оказалась в облаке густого, удушливого дыма, и находиться в ней было невозможно. Как писал один из участников сражения, «пожар был настолько силен, что все стоявшие в боевой рубке чуть не задохнулись; я, стоя на воздухе у рубки, избавился от обморока только тем, что побежал на самый нос и там отдышался».
Пороха выгорают довольно быстро, и пожар был недолог. Буквально через несколько минут огонь ликвидировали комендоры носового плутонга под командованием лейтенанта Э. С. Моласа.
Этот офицер и прапорщик Груздев, облившись водой, проникли в горящий каземат под полубаком и руками выбросили за борт через открытые орудийные порты охваченные огнем пеналы с зарядами.
Подачный расчет в бункере восьмидюймовых боеприпасов спас крейсер от взрыва, успев погасить упавшие в шахту подачи пылающие пороховые ленты.
Иессен был в это время лишен возможности управлять боем из совершенно задымленной рубки. Единственным представителем высшего командования, который сумел сохранить контроль над обстановкой, был капитан 1-го ранга А. Андреев – командир «России». Ежеминутно рискуя быть убитым, этот офицер покинул бронированный командный пост и вышел на открытое крыло мостика…
Старший штурман корабля участвовал в тушении пожара. И не мог некоторое время заниматься своими прямыми обязанностями, фиксируя маневры отряда на карте. Получивший легкие ожоги Иессен, очевидно, был совершенно дезориентирован из-за дыма. По крайней мере поворот на северо-запад, во время которого и произошел пожар, остался за пределами внимания адмирала, когда после боя он составлял донесение Скрыдлову. В результате этого русская карта сражения не соответствует русскому же описанию, составленному в штабе Владивостокского отряда.
Буквально получается, что «Россия», следуя курсом на юго-восток, сбивала пламя пожара, развернувшись на восток. Но почему-то направилась при этом в сторону от берегов Кореи, находившейся западнее места боя. Враги, оставленные во время маневра за кормой, непостижимым образом очутились в секторе обстрела носовых орудий русского флагмана.
Помимо этого на классических русских схемах боя у обеих сражающихся эскадр получились совершенно нереальные скорости. К примеру, с 6 часов 38 минут до 7 часов «Россия» якобы держала не меньше 20 узлов! Это несколько лучше ее испытательного результата на Кронштадтской мерной линии в 1897 году. Но ведь крейсер с четырьмя не действующими после аварии котлами, изуродованными трубами, с другими боевыми повреждениями вряд ли способен на скоростные рекорды!
Почему Карл Петрович Иессен не счел нужным обратить внимание на эти расхождения между его картой боя и его же донесением? Трудно сказать. Как бы то ни было, исследование иессенского описания боя дает представление о том, насколько «эффективной» была помощь «России» и «Громобоя» подбитому «Рюрику».
