— Майор? — спросили сзади.
— Нет, я не майор… Я — Николаус.
— Взяли его! Там разберемся, — решил Фима.
Заставили взять чемоданы, повели в глубь леса, положили пленника на снег, обыскали, отняли часы, портсигар, серебряный перстень. Фима занялся сумкой, шепча: «Карты, карты, карты…» Но в сумке только бутерброды, полотенце, бутылочка шнапса и термосок с горячим кофе. В чемоданах тоже карт не оказалось, там было много самого несуразного, не фронтового: костюм Деда Мороза из красной материи, парик, борода, коробка с гримом, крохотная гармошечка-концертино, бенгальские огни, множество картонных коробочек насыпью и еще пачки листовок. Вот и все!
Что показал допрос? Оказалось, что это артист Дрезденского театра приехал в командировку изображать Деда Мороза, по-ихнему — Николауса. Привез он два чемодана подарков: для каждого солдата батальона по упаковке с презервативами и по коробочке с часами — завалященькие такие часики, штамповка и дешевка. И еще — листовки с поздравлением солдатам батальона капитана Августа Крайса от самого фюрера.
Вот тебе и карты! Вот тебе и «язык», вот тебе и провал задания! Зря мерзли, уже темнеет, домой так идти нельзя — командир устроит «вырванные годы»… Да и начальство капитана по головке не погладит.
Разведчики подогрели себя шнапсом и кофе пленного, закусили его бутербродами с маслом, сыром и ветчиной, угостили немца своим сухим пайком: дали сухарь, кусок сахара и большую селедку…
И тут, может, от шнапса и кофе, а может, и от ветчины Фиму-Четыре осенило, и он начал репетиции. А когда до Нового года осталось чуть больше часа — начался и сам спектакль, в котором главную роль играл «Николаус». Фима на репетиции очень убедительно показал, как он умеет стрелять через карман, и немец согласился на главную роль.
По тропе к штабу немецкого батальона шли четверо. Впереди, одетый в костюм Николауса, при парике и бороде, шествовал дрезденец, чуть позади в трофейном кожане шагал сам Фима, а по бокам два разведчика попеременно несли чемодан (другой, с часами, остался пока в лесу).
Удивительно благополучно прошли две заставы боевого охранения, где их встречали с радостью, потому что каждому вручались листовка и резиновый презент… К тому же «Николаус» поздравлял солдат, читал им хорошо поставленным голосом сопливенькие стишки с отменной жестикуляцией и персональными обниманиями…
У большой землянки взвода охраны их встретили уже проводившие старый год солдаты — распахнули дверь и показали елку, всю в игрушках, блестках и свечах. Но «Николаус» им спел только одну песенку под свое концертино, высыпал на снег у входа листовки и коробочки и пообещал вернуться, как только поздравит самого командира батальона.
Им показали, как пройти к штабу. У землянки штаба стоял одинокий часовой… Он на процессию ужасно психанул — думал, что идет уже смена, проворчал, что «сменить его должны еще в этом году…» Потом злорадно заявил, что они опоздали: комбат и начштаба уже десять минут как ушли в штаб полка на офицерский ужин.
— Доннерветтер! — выругался Фима. — А зачем тогда ты тут торчишь? В такую ночь стоять у пустой землянки!
— Не пустая, — возразил часовой, — там рация, радист и сейф с документами.
Короче, через пару минут у фашистов стало на два солдата (часового и радиста), на два автомата, на две пары валенок и на одну рацию меньше… Артиста решили не обижать, но и не отпускать. Да и нужен он был: ему нагрузили на холку тяжелую железную шкатулку-сейф.
Пошли домой. И опять их останавливали бдительные солдаты охранения. Но все было хорошо отрепетировано… А вот перед нашими окопами залегший в снег «секрет», увидев красного Деда Мороза, чуть не перестрелял всех. Пришлось залечь, и Фима несколько раз подавал условный сигнал фонариком и кричал кукушкой (это зимой-то!).
А потом случилось сразу две хохмы… Когда начальнику разведки вручили шкатулку-сейф, он спросил:
— Открывали?
— Никак нет! — ответил Фима.
— Так-так… — довольно протянул капитан и стал осматривать сейф со всех сторон. — Жалко портить такую вещь, нам самим пригодится… Кто может открыть? — спрашивал всех, а сам смотрел на Фиму.
— Я могу, — отвечал Фима, — только надо подобрать кое-какой инструмент.
— Хорошо, я распоряжусь. — Капитан продолжал осматривать трофей, даже почему-то понюхал замок, потом приложил ухо к дверке, отшатнулся, побледнел, поднял шкатулку, на вытянутых руках понес к двери, выбросил и что есть мочи закричал: — Мина! Всем разбегаться! Быстро! Бегом!
Всех «выдуло» из землянки, рванул было и Фима, но немец ухватил его за плечо и сказал, улыбаясь:
— Там не мина! Там часы, будильник! Я слышал, когда нес это. В двенадцать ночи будильник звенел.
— Ага, звенел, — подтвердил Фима. — А я думал, откуда этот звон? Может, у меня в ушах?
Фима вышел из землянки, позвал народ назад, в тепло… Потом открыл сейф. Там оказался маленький будильник и целая куча карт, пакетов с сургучными печатями, линеек, цветных карандашей, немецких денег…
Вторая хохма случилась просто как чудо в новогоднюю ночь. Вдруг исчез чемодан с «урами» — часами, значит. Был тут, стоял, все видели, а тут вдруг — нет. Искали-искали — нетушки! Хоть тресни! Что за чертовщина такая? А фокус в том, что, когда началась суматоха с «миной», Фима ловко вынес чемодан, вдавил его в сугроб, снег полой кожанки разровнял…
Позже, когда сейф и «Николауса» увезли в развед-отдел дивизии или корпуса, схлопотав благодарность и обещание представить к ордену, Фима пошел в свое подразделение, с опозданием отметил с друзьями Новый год. А чуть свет он откопал чемодан, пересыпал половину коробочек с часами в свой вещмешок, хорошо его спрятал и с чемоданом смылся в самоволку — перелесками добрался до ближайшей тыловой деревни. Там он обменял чемодан на две четверти самогона у местного сапожника. Тот был очень рад толстой коже, сказал, что может из этого товара выкроить с десяток моделевыхдамских туфель. Потом Фима пошел по избам — делать сельскому народу новогодние подарки. Всем вручил штамповку — и старым, и малым, за что его одарили кто картофельниками, кто салом, кто рыбой, а кто и квашеной капустой…
Приволок Фима все это в разведвзвод и устроил такой выпивон, что вместо ордена его на медаль «За боевые заслуги» представили. Да и ту не дали — набедокурил опять… Так и пошло… Отличится, к награде представят, а он что-нибудь «отмочит» — и прощай, орден! Так и отвоевался без орденов…
А потом, сразу после окончания войны, Фима-Четыре исчез. И никто не знает куда. Говорили разное: будто в разбомбленном здании он откопал сейф, вскрыл, а там валюты навалом. Был разговор и про то, что видели Фиму в Западном Берлине, весь в гражданское одет, за рулем шикарной машины…
А батя его, Фима-Три, на запросы две бумаги получил. На одной писано, будто сын его «погиб смертью храбрых в боях за Родину», а на другой — «пропал без вести». А кто знает правду?
