— Теперь вот живу потихоньку, — развела руки наследница сокровищ Флинта. — Тут, конечно, еще и внукам моим хватило бы. Жаль, нет их у меня.
…Бабушка и дед шли домой молча. Только уже подходя к дому, дед не выдержал:
— Жаль, надо было все-таки посмотреть, что там.
— И жить как в сарае! — тут же отпарировала бабушка.
— Шура, не как в сарае, а как в музее! — поправил ее дед, никогда не понимавший того великого дара Господня, каковым в нашей семье всегда было «бабушкино везение».
Жажда жизни, или автопробег с Геннадием Хазановым
В 1972 году люди, наделенные властью, благополучно прикрыли КВН. Люди, наделенные не властью, а как раз ей не присущим — талантом, оказались без любимого дела и, как следствие, без любимого города, потому что потянулись к очагам культуры в столицу нашей Родины. Первым из одесситов в Москву подался кавээновский автор и актер Юра Волович. За ним и автор этих строк. Работали мы, как правило, для эстрады.
Эстрада не имеет гражданства, а заодно и прописки, — она кочует, периодически принося в тот или иной город весну, расцвечивая его улицы афишами, а разговоры — слухами. Летом 1974 года в Одессе со всех рекламных тумб смотрели полутораметровые афиши, которые призывали увидеть оркестр Олега Лундстрема, а с ним Валентину Толкунову, Льва Лещенко, Геннадия Хазанова и еще десятка два звучных имен, среди которых очень мелко, но тем не менее значились и наши с Юрой Воловичем. В сводках Росконцерта это именовалось «сборной программой», расценки на билеты повышенные. А кто же в Одессе покупает дешевое?!
Повышенные расценки вмиг взвинтили ажиотаж. Зеленый театр распирало от гордости и контрамарочников из числа родственников и личных парикмахеров городского управления культуры. Были, правда, и личные мясники, но они бесплатные контрамарки не уважали. Им билеты во второй ряд дирекция Зеленого театра обычно доставляла прямо к колоде в мясной корпус, зато уходила оттуда с такой голяшкой, какая не снилась даже солисткам парижского «Мулен Руж».
Стоит ли удивляться, что после такого успеха сборные концерты в Одессе продлили еще на недельку. И это породило одну очень серьезную проблему. Все в коллективе знали, что мы с Юрой одесситы, и мы с гордостью «гуляли» наших коллег, демонстрируя лучший в мире театр на фоне лучшего в мире города и прочие достопримечательности. Но продление гастролей совпало с очень личным событием в жизни Воловича — с его днем рождения. Получалось, что он дома, а остальная бригада в гостях. Быть знаменитым некрасиво, а жмотом — так вообще позор! Барабанщик из лундстремовского оркестра Аркаша, всегдашний выразитель чаяний всей бригады, затолкав Юру в кусты сирени, благоухавшие со стороны служебного хода Зеленого театра, не хитрил и не юлил:
— Юра, если ты зажмешь день рождения, мы не только перестанем тебя уважать, но и не будем тебе аккомпанировать. Ребята застоялись и хотят бухнуть. Они уже даже купили тебе подарок.
Без аккомпанемента можно было еще прожить, ибо он сводился к тому, что в нашей сценке в один прекрасный момент все тот же Аркаша производил «блямс» по тарелкам. Правда, делал это знаменитый оркестр, и отмашку барабанам давал сам Олег Лундстрем, потому что Аркаша и на пятидесятом концерте никак не мог запомнить, на какую реплику надо «блямснуть». И заявление «ребята застоялись» тоже было из разряда гипербол. Только третьего дня мы с Юрой самолично под честное слово кавээнщиков извлекали из медвытрезвителя поштучно и развозили оптом всю медную группу оркестра и примкнувшего к ним контрабасиста. Причем, чтобы оттранспортировать медную группу на третий этаж гостиницы «Красная», пришлось даже нанимать двух швейцаров, а для контрабасиста — еще и милиционера.
Но у Аркаши в колоде наличествовала козырная карта — подарок. И главное, Юра был дома, а домом была Одесса, и не принять гостей — такое в мозгу не укладывалось.
В рамках сборной бригады, приехавшей в Одессу, к нам двоим, бывшим кавээнщикам, примыкал и Гена Хазанов, выступавший когда-то за команду КВН Московского инженерно-строительного института. Гена в дипломатических вопросах, конечно, был на голову опытнее Воловича.
— Юра, и не думай о банкете. У нас в бригаде по списку восемьдесят человек, это не считая друзей, которые на банкет придут первыми и уйдут последними. День рождения надо устроить за кулисами: легкий фуршет с тяжелой головой наутро. Без водки, которую все равно не разрешит инспектор. Значит, вино. Для тяжелой головы вина должно быть много. Значит, разливное. Думайте, орлы, где взять.
— Чтобы много и хорошего, да к тому же подешевле — надо ехать к народным умельцам, то есть на село, — вставил свои пять копеек я.
— А стаканы?! — простонал Волович.
Но для человека, который в будущем будет руководить Московским театром эстрады, разве такая мелочь могла стать препятствием?
— Зачем нам стаканы? — недоумевал Хазанов. — Вон стоит все, что нужно!
У двери в помещение, которое только воспаленный мозг мог назвать артистической гримуборной, на табуреточке стоял алюминиевый бак на сто литров с краником внизу и кружкой, прикованной собачьей цепью. Это чудо сохранилось со времен одесской холеры, о чем напоминала надпись «Кипяч. вода».
— Такой же бак валяется в кустах. Что тут думать: наполняем баки винищем — и «гуляем» народ.
Итак, проблема, как придать банкету походную непритязательность, была решена. Но оставалось еще одна — собственно вино.
На следующий день, одолжив в буфете парка десять двадцатилитровых бутылей, мы погрузились в старенькую Юрину «Волгу» и втроем покинули город Черноморск, взяв курс на город алкогольной славы Шабо. Командором пробега Хазанов сразу назначил себя:
— Волович за рулем, Крапива — специалист по водке, так что вино дегустировать буду я.
Шабский винзавод нас ничем не порадовал. Его дирекция с радостью отпустила бы вино налево, но было лето, и новый урожай только бродил. А старый, судя по припухшим лицам дирекции, здесь не залеживался и прямо из штуцера находил потребителя непосредственно на заводе. Пришлось идти в частный сектор.
Частный сектор, то есть местное население, жил трудной и героической жизнью партизан белорусского Полесья. Уютный городок украшали живописные домики. И даже наметанный глаз никогда бы не определил, что под каждым из них таится бункер, а в бункере — святая святых: умопомрачительные по размерам бочки с умопомрачительным по вкусу вином. Режим секретности был спровоцирован рыскавшими по району работниками ОБХСС — отдела борьбы с хищениями социалистической собственности, которые боролись не столько за то, чтобы не расхищалась собственность социалистическая, сколько за то, чтобы умножалась их личная.
И вот в какой дом мы ни стучали, как слезно ни молили: «Хозяюшка, дай с дороги винца испить!» — перед самым носом двери захлопывались. Слава богу, нашлась добрая душа, которая через дыру в плетне все шепотом растолковала:
— Не дадут. Ваш товарищ, тот носатый, так на одного из ОБХСС похож, что мурашки по коже даже не бегают, а сразу разбегаются…
