24 февраля 1929 года третья экспедиция, самая многочисленная и наиболее оснащенная, под руководством Кулика выехала из Ленинграда. В состав экспедиции входили: помощником Л. Кулика был молодой астроном Е. Л. Кринов, судьба которого в последующем тоже оказалась прочно связанной с Тунгусским метеоритом и который после войны стал бессменным руководителем Комитета по метеоритам Академии наук СССР вплоть до своей кончины; болотовед Томского университета Л. В. Шумилова; буровой мастер А. В. Афонский; а также взятые в качестве рабочих энтузиасты-любители К. Д. Янковский, Б. А. Оптовский, С. Ф. Темников, Б. Н. Старовский, Л. Ф. Гридлюха и С. М. Карамышев.
Для проведения земляных работ, поскольку основной задачей экспедиции с целью поиска осколков метеорита представлялись раскопки воронок, везли с собой разнообразный ручной инструмент — лопаты, ломы, кайла, тросы. Было взято два комплекта ручных буров, два болотных бура-щупа, два насоса для откачки воды из шурфов и воронок. В числе научного оборудования были комплекты метеорологических приборов, а также приборы для исследований вечной мерзлоты, теодолит, фотоаппараты, химические реактивы и многое другое.
Для перевозки по тайге всего этого снаряжения, а также запаса продовольствия, рассчитанного на полтора года работы, из расчета на 6–8 человек, потребовался обоз из полусотни подвод. 6 апреля экспедиция прибыла на предполагаемое место падения метеорита.
По прибытии Леонид Алексеевич сразу же решил пойти в «лобовую атаку» — раскопать так называемую воронку Суслова, которая представляла собой почти круглое торфяное болото с диаметром около 32 метров. Траншея для спуска из воронки воды в соседние депрессии рылась вручную. Работа эта была очень тяжелой. Монолиты мерзлого торфа в процессе рытья изучались Шумиловой. К 25 мая траншея, параметры которой были в метрах, составляли 35 х 1,5 х 4. О том, что произошло позже, рассказывает Е. Кринов:
«Очищая Сусловскую воронку от мха, мы обнаружили недалеко от ее центра пень сломанного у самых корней дерева. Находка была полной неожиданностью и окончательно опровергла метеоритное происхождение воронки. В самом деле, нельзя было представить себе, чтобы в воронке, образованной падением крупной метеоритной массы, мог сохраниться в естественном положении пень сломанного дерева, корни которого нормально уходили в илистое дно воронки. Пень, расположенный почти в центре воронки, свидетельствовал о ненарушенности ее дна».
Эта неудача не сломила Кулика, хотя тупик, в который зашли поиски, был очевиден… Нужно сказать, что еще в самом начале работ некоторые участники экспедиции (в частности, Е. Л. Кринов) высказали убеждение, что поиски метеорита находятся на неправильном пути. Они считали, что Л. А. Кулик, не являясь специалистом-болотником, принял за метеоритные воронки обычные ямы, образующиеся очень часто в зоне вечной мерзлоты. Однако попытки убедить Кулика в необходимости перенесения поисков в другой район, например, в южной части Великой котловины (Южное Болото), привели к острому конфликту среди членов экспедиции. В отстаивании своих научных взглядов Кулик был не просто непримирим, а буквально фанатичным. «Инакомыслящим» пришлось покинуть экспедицию, а Кулик приказал продолжить раскопки, которые продолжались все лето.
Осенью 1929 года после частичной очистки от мха Сусловской воронки было начато ее бурение, а также раскопка второй, значительно меньшей, воронки диаметром 10 метров, расположенной рядом с Сусловской. Однако раскопки второй воронки показали ее естественное происхождение и были прекращены. Таким образом, проведение раскопок воронок показали, что они имеют не метеоритное, а термокарстовое происхождение. Бурение же Сусловской воронки, глубина которого достигла почти 30 метров, продолжалось вплоть до весны 1930 года. Буровые работы тоже не дали никаких положительных результатов.
К концу 1929 года средства экспедиции были полностью исчерпаны, но тем не менее в январе 1930 года Академия наук перевела Кулику дополнительную сумму денег на оплату имевшихся долгов, окончание работ и возвращение домой.
Участие в тяжелых буровых работах, поездки в жару и стужу за сотни километров, тяжба с Канским Сибторгом, приостановившим кредиты экспедиции, конфликт с Е. Л. Криновым, срыв проведения аэрофотосъемки — все эти события несомненно угнетали Кулика. К тому же его постоянно преследовала только одна мысль: главная задача — найти метеорит — тоже оказалась невыполненной… Кулик безвыездно руководил работами экспедиции, продолжавшимися почти два года, до середины сентября и только в октябре 1930 года вернулся в Ленинград. Сам он закончил ее густо поседевшим, с расстройством нервной системы.
В связи с неудачным исходом третьей экспедиции Кулик начинает отходить от гипотезы метеоритной природы депрессий и болот, в том числе и Сусловской воронки. Он соглашается с мнением Е. Л. Кринова и приходит к заключению, что «настоящие метеоритные кратеры» находятся в Южном Болоте, и вследствие происшедшего позже наводнения кратеры оказались под водой. Образовавшие эти кратеры метеоритные массы, которые сохраняются, по мнению Л. Кулика, именно в них (кратерах), имеют вес «минимум в несколько сот тонн».
Как писал Е. Л. Кринов в своей книге «Тунгусский метеорит», «в качестве очередных задач Кулик указывал на аэрофотосъемку для получения точной карты бурелома и определения геометрического центра исходных пунктов для воздушных волн, поваливших деревья, а также нивелировку дна Южного Болота для обнаружения там предполагаемых им метеоритных кратеров».
К сожалению, в дальнейшем обстоятельства сложились таким образом, что вскоре работы в этом районе были прерваны на продолжительное время.
КАМЕНЬ ЯНКОВСКОГО
Неудачный исход третьей экспедиции поколебал уверенность Л. Кулика в том, что упавший метеорит был железным. Он стал допускать мысль, что «космический гость» мог быть и каменным. Однако вера Кулика в железный метеорит была еще так сильна, что он не обратил никакого внимания и даже не соизволил осмотреть большой метеоритоподобный камень, который был обнаружен участником третьей экспедиции К. Д. Янковским.
Впрочем, в журнале «Знание — сила» № 2 за 1960 год была опубликована статья «По исчезнувшим следам Тунгусской катастрофы», в которой К. Янковский — старожил тайги и давний исследователь Тунгусского метеорита, изложил некоторые свои воспоминания.
В предисловии к статье редакция журнала сообщила, что после завершения работ экспедиции К. Янковский решил не покидать полюбившийся край и стал, как тогда говорили, «советизатором» Енисейского Севера и охотоведом.
Прошли годы… Отгремела Отечественная война, на которой Янковский служил офицером-артиллеристом. Демобилизовавшись, он снова вернулся в тайгу, ставшую для него второй родиной. В послевоенные годы он посетил места, где когда-то ходил с Куликом — в 1947 году в составе геологической экспедиции и в 1958 году в числе членов Метеоритной экспедиции Академии наук СССР.
Давайте обратимся к избранным выдержкам из «повествования» Янковского и приведем их ниже:
«…Тридцать лет тому назад, когда еще все в тайге носило более свежие следы катастрофы, мы, участники третьей метеоритной экспедиции, просили у Л. А. Кулика разрешения детально обследовать окрестности «Великой котловины» в радиусе 30–40 километров и уже разработали «лучевые» маршруты.
